Алексей Пехов - Пересмешник

– Идем к Данте, – позвал я Талера.

– Не стоит, – поморщился он. – Катарина и Рисах оставили мне одно место у себя, я останусь с ними. Давай встретимся в перерыве. Он будет через несколько минут.

– Хорошо, – сказал я.

Талер не слишком уютно чувствует себя в обществе Данте. Он не всегда понимает юмор и иронию лучэра, да и то, что тот выглядит неменяющимся пятнадцатилетним мальчишкой, хотя со времени их знакомства прошло двенадцать лет, моего приятеля ставит в тупик. Как-то раз Данте сказал, что не собирается стареть до самой смерти. Зная его упрямство и способность держать слово, я нисколько не удивлюсь, если так и будет.

Я без труда нашел ложу Данте, отодвинул лиловую драпировку и вошел в эту уютную обитель пороков. Никаких лавок, как на трибунах для черни, только мягкие бордовые диваны. Открытая бутылка шампанского в ведерке со льдом, фрукты, канопе, бутылка красного.

Мой друг с интересом наблюдал за тем, что творится на большой арене, и поздоровался, не отрывая взгляда от действа:

– Привет, Тиль. Садись. Выпить, с учетом твоего мероприятия, я тебе не предлагаю.

Бэсс, на этот раз одетая, как девушка из высшего света, приветливо улыбнулась и протянула мне руку:

– Рада видеть вас в бодром здравии, чэр.

Не знаю, была ли в ее словах ирония, которую я мог бы увидеть в глазах, но они были скрыты за темными стеклами очков.

– Надеюсь, это здравие никуда не денется к вечеру, Бэсс, – я решил вести себя вежливо с этой странной низшей.

– Хватит болтать! Вы все интересное пропустите! – одернул нас Данте.

– Конечно, папочка, – рассмеялась рыжая.

– Папочка?! – ужаснулся я.

– Это образное выражение, – тут же поспешила исправиться дочь Крадущей детей, а Данте даже внимания не обратил. – Когда он становится излишне заботливым, я его так называю. В шутку, разумеется. Можно попросить вас налить мне шампанского?

Я исполнил просьбу, затем попросил у нее лежащую на столике газету, не отказываясь от привычки, просмотрел некрологи. Арена меня совершенно не интересовала.

– Сам не смотришь, так других не мучай! – возмутился Стэфан снизу.

– Давай его сюда, затворник, – откликнулся Данте. – Стэфан в отличие от тебя понимает толк в зрелищах.

Я с улыбкой протянул лучэру трость, и тот пристроил ее на перилах, чтобы амнис ничего не пропустил.

– Крошка Ча уже выступал?

– Нет, – ответил Данте. – Пока только претенденты. Расколошматили машины друг-друга на запчасти.

– Я уверен, что Ча сегодня выиграет.

– А вот я – нет, – таинственно сказал Данте.

– Есть что-то, чего я не знаю? – тут же заинтересовался Стэфан.

– Ну, я решил стать спонсором одного игрока. Вон того, на зеленой машине.

Я, наконец, заинтересовался и глянул поверх газеты на побоище, разворачивающееся на сцене. Шесть шипящих паром, едва двигающихся из-за веса, механических гигантов колошматили друг-друга стальными кулаками, пытаясь опрокинуть на землю или толкнуть на стену, усаженную пятнадцатифутовыми шипами. Грохот и скрежет стоял невероятный, одна из паровых машин уже лежала на земле, воя из-за оторванного клапана котла, и ее боец, выбравшись через люк, поспешно бежал с поля сражения, опасаясь быть затоптанным неуклюжими колоссами.

– Внушительное зрелище, – оценил я. – В последний раз, когда я сюда приходил, все было совсем иначе.

– Ну, мы вчера с тобой именно об этом говорили, – сказал Данте, удовлетворенно улыбаясь, когда его боец ударом шарнирной руки впечатал ребристый кулак в грудь зазевавшегося противника.

Во все стороны полетели клепки, скрепляющие броневые листы, и машина, не удержавшись на ногах, начала заваливаться на спину, а затем с грохотом зацепила еще одного бойца, и они вместе рухнули на землю. Каждый из великанов был не ниже живого стоуна, то есть все тридцать-сорок футов от пятки до кончика стальной желудеобразной головы, в которой сидели пилоты. Весили гиганты очень много, так что грохот от их падения, наверное, разнесся по всей Ничейной земле. Трибуны взревели, Бэсс захлопала в ладоши.

– Тебе нравится это? – поинтересовался я у нее.

Рыжая немного подумала и сказала:

– Сущность, доставшаяся мне от матери, которую все так презирают, чэр, любит более кровавые развлечения, такие, как происходят в моем районе. Игры, творящиеся на Арене, чисты и невинны. Я бы назвала их развлечением младенцев и для младенцев. Но я с детства стараюсь смирять свою кровожадность и находить прекрасное в самых простых вещах. Например, таких, как эта возня гигантских железяк, чэр.

Я не понаслышке знал, что происходят на улицах в Городе-куда-не-войти-не-выйти, где царит вечная ночь, и оценил ее ответ.

– Называй его Тиль. Здесь все свои, – бросил Данте.

– С удовольствием, если только чэр эр’Картиа не возражает.

Я пристально посмотрел в темные стекла очков, за которыми прятались глаза с алыми вертикальными зрачками. Разрешить низшей называть себя по имени – верх демократичности. Данте отвлекся от сражения железных черепах и смотрел на меня немного насмешливо и в то же время проницательно. По его юному лицу блуждала выжидающая улыбка. Он явно был не уверен, что я позволю ей такую вольность, и теперь с интересом ожидал, каким вежливым способом, не переходя на грубость, я откажу. Я всегда удивлялся, отчего мой старый друг считает меня настолько тактичным и вечно придерживающимся этикета. Это далеко не так. Я не всегда бываю вежлив, добродушен, благосклонен и обходителен.

Я еще раз посмотрел на рыжую, напряженную, словно Двухвостая кошка перед прыжком, ожидающую отказа и унижения, которое в обращении лучэра с низшим вполне естественно для Рапгара, и мягко сказал:

– Мне будет приятно, если такая прекрасная женщина как ты, Бэсс, забудет об условностях, ненужных между хорошими друзьями.

Я был удивлен, увидев, что она смущена, удивлена и даже поражена. Такого не ожидала ни она, ни Данте, ни мои амнисы, ни, если уж признаться честно, я сам.

– Спасибо… Тиль, – тихо произнесла она. – Для меня это честь.

Я кивнул, благосклонно улыбнулся демону в прекрасном женском обличье и начал листать газету. Стэфан, между тем, отойдя от изумления из-за моего поступка, негромко обсуждал с Данте перспективы победы его игрока.

Основной новостью во «Времени Рапгара» был, конечно же, Ночной Мясник. Этой ночью какой-то молочник с утра нашел тело очередной жертвы. На этот раз в Холмах. Я сообщил об этом Стэфану.

– Волна недовольства растет с каждым днем, – ответствовал амнис. – Скоро в жандармов будут кидать камни.

– Если насилие хаотично, то остановить его невозможно, – сказала Бэсс, знающая в этом толк и словно бы повторяющая слова Данте.