Алексей Пехов - Пересмешник

Справа показался высоченный мост Разбитых надежд. Проплывающие под ним кораблики выглядели сущими крошками. Южный берег приблизился, вырос в размерах. Мы пошли вдоль него, к востоку Прыг-скока, в Гавань. Там скал не было, и мне совершенно не нужно будет утруждать себя хождением по бесконечным лестницам или садиться в гондолу веревочного подъемника, ворот которого крутят махоры.

Сильно пахло морскими водорослями. Несколько дьюгоней, наполовину высунувшись из воды, чистили решетку трубы водозабора. Нашу лодку они проводили раздраженными взглядами. Это племя искренне считало, что только они имеют право плавать.

Чашеобразная Гавань – естественная стоянка для больших кораблей в этой части города – была забита до отказа. Во-первых, потому что сегодня открылся новый сезон игр. Во-вторых, из-за того, что здесь пришвартовался «Холм Света» – новейший броненосец Рапгара, недавно спущенный со стапелей и теперь проходивший ходовые испытания. Новый флагман нашего флота, закованный в толстенную броню и грозящий всему миру огромными орудийными башнями, даже в хмурый день сверкал позолотой и выглядел величественным. Его постройка стоила правительству кучу денег, продолжалась почти пять лет и именно из-за этого корабля Рисах был не в ладах с главой Палаты Семи Патриком эр’Гиндо. Последний считал, что деньги можно было потратить с гораздо большим смыслом, но Князь на этот раз прислушался не к лучэру, а к своему советнику.

Лодка замедлила ход, пристала к берегу, я расплатился с владельцем и поспешил туда, где стояли свободные экипажи. Над водой и берегом летали воронки.[28] Еще несколько дней, и они, покинув Рапгар, полетят в более теплые края, чем наши.

Возле входа в большой парк, тянущийся вдоль берега через весь Прыг-скок, проповедовал очередной безумец. Их в нашем городе пруд пруди. Этот, судя по черной рясе, красному жесткому воротничку и золотому поясу относился к новому религиозному течению, появившемуся меньше года назад. Ребята отрицали Всеединого и поклонялись какому-то огненному богу, живущему в пучине моря. Вели они себя не агрессивно, и поэтому никто особо не обращал на них внимания – ни зеваки, ни жандармы. Церковь, разумеется, осуждала еретиков, но как-то вяло. Их больше беспокоили «Свидетели Курса Праведности» и «Общество Реформации», чем жалкая кучка сбежавших из сгоревшей два года назад клиники Святого Лира, получившей в народе прозвище Безумный Уголек.

– …Произойдет раскол старой религии, и, не сдерживаемые больше молитвами, вырвутся из узилищ сгоревшие души… – вещал высоченный изможденный пятидесятилетний мужчина с рыжеватой бородкой.

– Почему у всех проповедников одна и та же песня? – пробормотал я, проходя мимо. – Обязательно следует сказать что-нибудь ужасное и пригрозить всеми возможными карами. Это уже начинает надоедать.

– Страх более действенное средство, чем что-то другое, – ответил Стэфан. – Всегда так было и будет. В религии – не исключение. И всегда будут появляться такие вот новоявленные пророки и мессии. Как говорит древняя мудрость – тот, кто объявит себя пророком, будет сбит с ног хохотом Всеединого. На мой взгляд – это судьба всех еретиков, особенно тех, кто отрицает существование вечной души и существа, которому все мы обязаны жизнью.

Мой старый амнис достаточно религиозен, особенно если учитывать тот факт, что, по его словам, он лично знаком с Всеединым, а точнее той сущностью, что создала этот мир.

Арену построили больше восьмидесяти лет назад, на месте бывшего пустыря, отделяющего Прыг-скок – район среднего трудового класса – от Ничейной земли, где селились малые народности, выходцы из колоний, и теперь располагалась большая община малозанцев. Огромное сооружение, способное вместить несколько тысяч зрителей, высилось над двухэтажными домами и приглушенно ревело, гудело и грохотало.

Игры были в самом разгаре, но многочисленные букмекерские конторы до сих пор принимали ставки.

– Поставь на Крошку Ча, – попросил меня Стэфан, впрочем, не особо надеясь, что я снизойду до азартных игр.

– И не подумаю. Я здесь по делу.

Он проворчал что-то неодобрительное, но ныть не стал. Особенно с учетом того, что Анхель, как и я, теперь относится к подобным играм с удачей резко отрицательно.

Людей и нелюдей здесь было превеликое множество, все они шумели, визжали, рычали, пищали и кричали, создавая ни с чем не сравнимый рокот разумного моря. По небу туда-сюда носились многочисленные фиоссы. Им, в отличие от ходящих по земле, билеты не требовались, и они наслаждались зрелищем задарма, рядами усевшись на крышах верхних трибун.

Анхель предупредила, что за мной от самой воды идет какой-то человек. Я, обернувшись, встретился глазами с каким-то черноволосым мужчиной. Он, не дрогнув, прошел мимо и скрылся в толпе. Его лицо мне показалось смутно знакомым, и я понял, что это тот самый иеналец, которого я встретил в трамвае. Только теперь человек был без бирюзовой мантии, в обычном неприметном костюмчике, и на сына Иенала совсем не походил.

Я сказал об этом Стэфану, и тот сразу же забеспокоился:

– Не случайное совпадение. Кто это мог быть, Тиль?

– У меня два варианта. Или шпик, приставленный ко мне Владимиром эр’Дви. Или кто-то из тех, что стреляли по нам с Талером и искали Эрин. Выбирай любую понравившуюся версию.

Анхель сообщила, что ни одна из них ей не нравится, также как и назойливое внимание посторонних к моей персоне.

Талер ждал меня возле входа в дорогие ложи. Он заметно нервничал и, увидев меня, несказанно обрадовался:

– Я уже думал, что-то случилось!

Я посмотрел на часы:

– До встречи с капитаном больше двух часов. А бои меня не интересуют.

– Все уже здесь. В том числе и Витнерс.

– Данте приехал?

– Да. Он в своей ложе вместе с какой-то рыжеволосой девицей в черных очках, – он пожал плечами, явно удивляясь такой странности. – Катарина с Рисахом тоже прибыли.

Я кивнул, мы показали добытые Данте билеты контролеру и начали подниматься по мраморным лестницам на самый верх, в ложи для богатых зрителей. Там все сверкало от бриллиантов, дорогих платьев и строгих костюмов.

– Идем к Данте, – позвал я Талера.

– Не стоит, – поморщился он. – Катарина и Рисах оставили мне одно место у себя, я останусь с ними. Давай встретимся в перерыве. Он будет через несколько минут.

– Хорошо, – сказал я.

Талер не слишком уютно чувствует себя в обществе Данте. Он не всегда понимает юмор и иронию лучэра, да и то, что тот выглядит неменяющимся пятнадцатилетним мальчишкой, хотя со времени их знакомства прошло двенадцать лет, моего приятеля ставит в тупик. Как-то раз Данте сказал, что не собирается стареть до самой смерти. Зная его упрямство и способность держать слово, я нисколько не удивлюсь, если так и будет.