Павел Марушкин - Старая Контра

Неяркий свет в помещение проникал откуда-то сверху, сквозь переплетение несущих балок, и имел несколько странный зеленоватый оттенок, из-за чего создавалось впечатление, будто комната находится под водой. Присмотревшись внимательней, Перегнида определила его источник – несколько рядов черепицы, покрывающих конус крыши, были, оказывается, сделаны не из глины, а из очень толстого стекла.

Комнатку перегораживал надвое ажурный верёвочный занавес-макраме. Изящный узор представлял собой стилизованный рисунок паутины, с редкими крупными бусинами из керамики и стекла, изображающими, вероятно, капли росы. «Да-а… Здесь, безусловно, стоит пошарить!» – подумала ведьма, алчным взглядом обводя обстановку. Она с удовольствием порылась бы на этих полках, да и миниатюрная алхимическая лаборатория, устроенная Подметалой на дальнем конце верстака, заслуживала самого пристального внимания. Но больше всего Перегниду заинтересовал нактоуз. Намётанный взгляд старухи притягивало к нему, словно магнитом; кроме того, она явственно ощущала исходящую оттуда слабую магическую ауру. Похоже, там, под стеклом, прятался некий талисман – или даже несколько. Ну да, верно – во-он в той коробочке. Хо-хо! Может, вещица пригодится ей самой? Интересно, что это такое? Явно что-то небольшое – шкатулочку-то в горсти можно спрятать… Медиатор!!! Догадка молнией сверкнула в голове ведьмы. Давняя, ещё комиссарская привычка думать о людях самое худшее сыграла с ней дурную шутку. Перегнида тут же уверилась в собственной правоте. Ну не зря же этот тип изо всех сил пытался втереться к ней в доверие, и те двое тоже заинтересовали его неспроста! Да он небось с самого начала хотел подставить её под удар, чтобы заполучить эту вещь… Да что там – «хотел»! Похоже, он так и сделал, разрази его гром! Ведь в жилище мелкого табакура явился не тот, кого она подкарауливала, а его драчливый рыжий дружок! Штормовая волна жгучей ярости медленно вспухала в душе Перегниды, росла, чтобы в рёве и грохоте обрушиться на берег сознания… Ведьму затрясло мелкой дрожью. Ей уже мерещился целый заговор, вереница интриг, направленная лишить её драгоценного артефакта. «Ну, если так!!!» – скрежеща зубами, Перегнида решительно шагнула к нактоузу, досадливо отбросив плетёный занавес со своего пути…

… И тот прилип к её пальцам, словно намазанный клеем.

Прежде чем успело вмешаться сознание, старуха рефлекторно совершила то, что сделал бы на её месте каждый: схватилась за клейкую верёвку другой рукой, пытаясь отодрать её от ладони; и та самым возмутительным образом прилипла к первой, накрепко соединившись с ней. Уже понимая, что угодила в некую ловушку, но ещё не вполне осознав всю серьёзность своего положения, Перегнида рванулась назад, изрыгая проклятия. То, что она принимала за занавеску, слегка растянулось – и с силой сократилось; ответный рывок швырнул ведьму прямо в центр рукотворной паутины. Далее всё пошло в точности по сценарию, обкатанному природой за миллионы лет существования мух и пауков: чем больше дёргалась жертва, пытаясь выбраться из объятий коварной ловушки, тем больше она запутывалась, пока наконец большинство нитей не облепило слабо трепыхающийся бесформенный кокон.

– От зараза! – мрачно изрекла Перегнида и прекратила всякие попытки выпутаться, застыв в неподвижности и слабо покачиваясь в нескольких сантиметрах от пола.

Чистые и прозрачные, как нигде больше, горные сумерки быстро сгущались. Оглушительно стрекотали цикады. На небольшой площадке, укрытой с трёх сторон высокими каменными глыбами, уютно потрескивал костерок. Один из сидевших у огня зябко передёрнул плечами и поднёс руки к пламени.

– Холодно, мон? – сочувственно спросил второй, высокий и тощий, словно хлыст. – В горах всегда так. Днём может жара страшенная стоять, зато уж ночью зуб на зуб не попадает.

– Можно подумать, ты много в горах бывал, – проворчал его собеседник, зябко кутаясь в лохмотья.

– Э! Люли где только не кочуют! Не любим мы на одном месте сидеть.

– Не понимаю я, как так можно? У всякого правильного смо… Правильного человека место есть, где он живёт. Да вон хотя бы на зверей посмотри: у них тоже эти… ареалы обитания.

– Слова-то какие умные знаешь! А наш дом – дорога. Да и то сказать: надолго где-нибудь осядешь – ничего хорошего не дождёшься. Сразу такие найдутся, которым от тебя что-то надо. Люли, брат, – самые свободные люди на земле. Сегодня здесь, завтра ищи ветра в поле.

– Как же ты, такой свободный, на Территорию-то попал?

– А ты?

Хлюпик замолчал. Вспоминать жуткое некроплазменное облако, пришедшее из потустороннего мира в облике гигантской чёрной руки, ему сейчас хотелось меньше всего. На ночь-то глядя…

– Что-то Иннота долго нет, – озабоченно вздохнул он. – Не стоило нам всё-таки разделяться. Пошли бы вместе на эти обломки смотреть! А то мало ли что.

– Твой друг – великий человек, мон! – возразил Цытва-Олва. – Он хорошо знает, что делает; и если он сказал нам сидеть здесь и ждать его – значит, так тому и быть.

Откуда-то долетел долгий тоскливый вопль. Люли встал и подкинул в костёр хвороста; целый рой ярких искр взвился в темнеющее небо.

– Как думаешь, удастся нам через горы перебраться? – спросил Хлюпик.

– Будь мы вдвоём – я бы сказал, что шансов нет никаких, – пожал плечами Цытва-Олва. – А так… Кто знает? Может, и получится.

– Да, без Иннота мы бы пропали давно… Не говоря уже о том, что это он нас всех вытащил с Территории! Знаешь, он ведь столько всего знает и умеет… Один наш общий знакомый, ещё в Вавилоне, как-то назвал его в шутку «человек-оркестр».

– А он, похоже, такой и есть, мон.

Внезапно невдалеке зашуршала щебёнка. Путешественники вскочили; Хлюпик сжал в руке увесистый камень, Цытва-Олва вытащил из костра горящую головню.

– Свои! – раздался из-за камней весёлый голос.

Смоукер расплылся в улыбке; Гэбваро ещё некоторое время недоверчиво вглядывался в сумерки, пока сгибающийся под тяжестью здоровенного тюка Иннот не вступил в ярко освещенный круг.

– Ну вот, здесь всякие штуки, которые нам наверняка пригодятся. Завтра надо будет сделать ещё одну ходку: принести остальное. Знаете, что любопытно? Птицы-долбани, похоже, обустраиваются тут жить. Я видел, как они тягали всякий сор и строили гнёзда на скалах.

– Долбани – ладно… А больше ты никого там не видел, мон?

– Что значит – ладно? Нам кушать надо! – Иннот уселся, скрестив ноги, у огня и жестом фокусника достал из свёртка несколько тушек. – Я их даже ощипал по дороге, между прочим!

– А долбаней разве едят? – с сомнением спросил Хлюпик.

– Ну, это смотря кто… В ресторации я скорее откажусь от такого блюда и потребую салат из свинины и панцирных грибов под тёртым сыром и майонезом, – серьёзно ответил каюкер. – А трём усталым голодным путникам эти птички вполне по зубам.