Лея Любомирская - Живые и прочие

Агген о таких вещах не задумывалась. Ее другое занимало.

— Ты любишь жевать по дороге? — спросила она Филиппа.

— Конечно, — ответил он. — Только нечасто мне это удается.

— В Альциате ты только и будешь, что жевать, но всяком случае, пока мы братья, — обещала Агген. Она уложила в котомку огромное количество съестных припасов, после чего повесила на плечо Филиппа.

— Мы за сто лет все это не съедим, — запротестовал он, но Агген только рассмеялась и оказалась права: половину взятого с собой они умяли, пока поднимались на три следующих витка.

В последнее время Филипп нечасто ел просто так, чтобы занять время, а не ради утоления голода, и его даже озадачило это ощущение. Он как будто позабыл о том, как много может съесть в принципе сытый человек.

Альциата была одним из немногих мест на свете, где не возникало вопроса о том, куда идти, поскольку там имелась лишь одна дорога. Сколько раз, бывало, Филипп останавливался на какой-нибудь развилке и в мыслях оплакивал жизнь, которую никогда не проживет! Мириады жизней проплыли у Филиппа между пальцами, потому что мириады дорог он отверг, избрав другие. Но Альциата не мучила его требованиями выбора, и он беспечно шел и беспечно жевал, а Агген болтала то об одном, то о другом, и так они продвигались вперед и вверх, по кругу, по медленной спирали.

— Ты уверена, что тот человек захочет с нами разговаривать? — спросил вдруг Филипп.

Агген удивилась:

— Какой человек?

Казалось, она напрочь забыла о цели их путешествия наверх.

— Разве мы не ищем человека, обронившего золотые письма?

— Ну да, — протянула Агген. — А когда мы найдем его, ты молчи. Говорить буду я. Я знаю, что сказать ему такого, чтобы он захотел с нами разговаривать!

— И что это будет? — поинтересовался Филипп.

— Увидишь. Ты только молчи и делай все, как я покажу. Я буду общаться с тобой жестами, чтобы ты случайно не брякнул ничего лишнего! Я должна втереться к нему в доверие, чтобы он согласился нам помочь. Понимаешь? Если ты своим невежеством его отпугнешь — все, плакали мои помпончики для исполнения желаний.

— Может быть, мы сумеем обойтись без чужой помощи? — предположил Филипп.

— Мы уже обсуждали этот вопрос! — отрезала Агген, хотя Филипп не припоминал подобной беседы. — Король не станет ни с того ни с сего беседовать с простолюдином. Если бы такое было возможно, то все простолюдины начали бы без конца таскаться к королю, каждый со своей нуждой, и отбою бы от них не стало: с утра до ночи — нытье, просьбы, дерганье за рукава и теребленье помпонов на туфлях! «Ах, ваше величество, прохудились кастрюли! Ах, ваше величество, жена меня бьет сковородкой! Ах, ваше величество, ребенок покрылся коростой неизвестного происхождения! Дайте то, плюньте сюда, прибавьте здесь, отнимите оттуда…» Если бы я была королем — знаешь, что бы я сделала?

— Что?

— Я бы назначила особого придворного человека, например под названием Великий Лагоник, чтобы он раз в месяц разбирал все простолюдинские просьбы, а сама отгородилась бы хорошенько от народа и жила бы поживала в свое удовольствие. Наверху стены поставила бы железные шипы, в воротах были бы стражники, а в окнах — ведра с кипящими помоями. Ни одна муха бы меня не потревожила!

— Надеюсь, ваш король до такого не додумался! — засмеялся Филипп.

Агген надулась.

— Тебе хорошо смеяться, ты не простолюдин. Ты плоскоглазый чужак, а чужаки — они все почти как аристократы.

— Почему? — заинтересовался Филипп.

— Потому что, во-первых, никогда не знаешь, кто этот чужак у себя на родине. Может, он первейший вельможа там считается? Обольешь его помоями из окна, а потом начнется из-за этого война! Нет уж, нам всяких неприятностей не нужно. А во-вторых, раз чужак добрался до далеких земель — ну, для чужака, понятно, далеких, — значит, он что-нибудь собой да представляет. Обычному и скучному тупице, который не знает, где раздобыть для путешествия денег, подобное дело не под силу. И вообще, любопытно же поглядеть на плоскоглазого! Наш король небось вас таких только в книгах видел! Поэтому я и говорю, что чужак может сойти за аристократа…

— В таком случае о чем же нам беспокоиться? — спросил Филипп. — Король, несомненно, согласится поговорить со мной.

Агген быстро подняла палец:

— Я не закончила! Но с другой стороны, чужак также считается иногда врагом, а иногда — никем. Потому что Альциата всегда процветала без всяких плоскоглазых, и илоскоглазые абсолютно ей не нужны, и нам безразлично, существуют ли где-то еще в мире плоскоглазые. Следовательно, ты — никто, ведь раньше тебя здесь не было.

— Но теперь-то я здесь! — засмеялся Филипп. — Стало быть, я — кто-то!

— А завтра? — спросила в упор Агген. — Завтра ты тоже будешь здесь или покинешь нас навсегда? И кто ты будешь, когда уйдешь, — кто-то или никто?

Филипп кивнул:

— Ты права, Агген, милый мой временный брат. Когда я уйду, то буду уже для тебя никем… Или кем-то, если ты меня не забудешь. А пока что нам и впрямь позарез нужно подружиться с местным аристократом. Он, и только он, может ввести нас к королю.

Вицерия приходилась родней Флодару, только очень отдаленной. Она жила с родителями, двоюродной сестрой Лаоникой (которая осталась сиротой и воспитывалась у дяди и тети) и родным братом Озорио в красивом трехъярусном доме на пятнадцатом витке.

Когда мы говорим, что дом родителей Вицерии был красивым, мы имеем в виду высокую завернутую штопором крышу, округлые стены и множество окон, окруженных резными украшениями из настоящей древесины. Вьющиеся растения выбегали из специально привезенной и уложенной в ящики почвы; длинные лозы ползли вверх по стенам, а от крыши вниз навстречу им стремились, извиваясь, точно такие же растения, но только нарисованные.

Ничего удивительного поэтому нет в том, что Вицерия выросла такой красавицей.

В нее были влюблены сразу двое: Флодар, наследник самой могущественной семьи пятнадцатого витка, и Альфен, самый лихой парольдоннер поколения и лучший друг Флодара. Что до самой Вицерии, то ее сердца не знал никто: она тщательно скрывала все свои чувства. Поэтому и Флодар, и Альфен питали на ее счет кое-какие необоснованные надежды, а отец прямо говорил, что хочет видеть ее замужем за одним из них.

— Ты свободна выбрать любого, — говаривал он, поглаживая дочь по длинным золотисто-красным волосам. — Кого бы ты ни предпочла, я благословлю тебя. Если это окажется Флодар — хорошо! Если это окажется Альфен — тоже хорошо, милое мое дитя. Не спеши, однако, с выбором, подумай хорошенечко, ведь это самое важное решение в твоей жизни.