Айя Субботина - Сердце мертвого мира

  Земля в который раз затряслась. Теперь сильнее, словно решила показать свой сварливый норов. Лошадь забила ногами, понесла вперед, но Фьёрн вовремя обернулся и перехватил ее за сбрую. Стараясь успокоить животное, северянин покрылся испариной. Он громко и без оглядки ругался, пока не присмирил коня.

  А земля продолжала брыкаться все сильнее и сильнее. Трещина около перевернутых саней разошлась, затрещала, пуская новые клубы пара. Никто не успел и глазом моргнуть, как в стороны от нее поползли новые отростки, тут же лопаясь и плодя свои. Точно огромный корень, что оплетает все вокруг, трещина норовила проглотить каждого, кому не стало ума или ловкости вовремя отскочить. Под ногами одного из воинов, с ребенком на руках, в мгновение ока разверзлась пропасть, и оба пропали в ней, не оставив по себе ни крика. Северяне закричали, кинулись в стороны, но пропасть неумолимо настигала их, одного за другим, глотая, точно ненасытная тварь.

  Фьёрн развернул коня и, что есть силы, дал ему по крупу. Животное понесло, девчушка в руках таремки забилась, затряслась. Миэ почувствовала противный кислый запах и тепло на груди, туда, куда прижимался ребенок. Наверное, девочку стошнило от страха, успела подумать волшебница, и сама близкая к тому, чтобы опорожнить желудок.

  Картины перед глазами стремительно менялись: разруха, агония людей, что барахтались в грязи, еще веря, что им суждено выбраться, кровь, расшибленные копытами коней головы. И все это - в густом обжигающем пару. Таремка едва успевала править лошадью. Раз или два, - волшебница старалась о том не думать, - мерин сбил с ног попавшихся на пути людей.

  Миэ не поверила своим глазам, когда увидела ворота в город: широкий проем заполнил поток перепуганных людей, которые толпились, в попытке протиснуться Сьёрг впереди остальных. И город проглатывал их, скалясь зубьями поднятой железной решетки.

  Сомнение, что делать дальше, заставило Миэ колебаться всего мгновение. Она с остервенением стукнула лошадь ногами, снова и снова и снова, пока от бешеной скачки в ушах не засвистел ветер.

  На полном скаку жеребец ворвался в плотную живую преграду. Животное воспротивилось, встало на дыбы, копыта градом били по головам. Но Миэ не выпустила поводья, только сильнее и сильнее била бока ногами, пока не сорвалась на крик.

  Очнулась уже за городской стеной, когда лошадь, доведенная до безумия страхом и запахом крови, остановилась в тупике между улицами. Таремка осмотрелась, рассеянно погладила девчушку по голове: малышня молчала, и наотрез отказывалась выпускать из кулаков тулуп Миэ. Словно боялась, что стоит разжать пальцы - и ее тоже утянет под землю.

  - Кажется, боги сжалились над нами, - прошептала волшебница, когда поняла, что земля перестала трясти. Надолго ли?

  Миэ развернула коня, силясь понять, куда ехать дальше и что делать.

  Над городом висел гомон. Стоило покинуть переулок, как обе они попали в нескладно шумящий улей. Голоса, топот ног, лязг железа. Нужно сосредоточиться, уговаривала себя волшебница, пытаясь отстраниться от постороннего шума. Через Сьёрг она ехала всего раз, где и что - не знала. Оставалось только одно место, о котором подумала таремка. По крайней мере там, если только верить словам карманника, могла быть хоть одна знакомая ей душа.

  - Если вздумаешь снова на меня живот опорожнить, предупредила девочку, - оторву тебе уши.

  Хани

  Девушка не помнила, когда пришла боль.

  После того, как подняли кубки за нового Конунга, фергайры засобирались в Браёрон. Ванда то и дело заходилась кашлем, после которого долго не могла отдышаться. Ниара, как не пыталась влить в нее целебные отвары, старая колдунья только отворачивалась от своей молодой сестры. В конец разозлившись, Ванда выбила целебное снадобье из рук Ниары: склянка со звоном разбилась, положив конец всяким препирательствам.

  Когда прибыл гонец из Харрога, Хани впервые поучаствовала головокружение. Списав все на усталость, не стала переживать. В последнее время было достаточно поводов, чтоб чувствовать себя измотанной.

  Гонец принес плохие вести. Хоть шум в голове девушки то и дело усиливался, накатывал волнами, каждый раз все больше заглушая звуки вокруг, Хани расслышала каждое слово - в Артум снова шли людоеды. Только теперь их было много больше. Говорил гонец и о троллях, и о великанах, и о страшных тварях. Голову одной такой, показал в доказательство к своим словам. Хани, еще толком не отойдя от последней битвы, едва сдержала вскрик, отвернулась, почти взаправду ощущая неодобрительны взгляды своих сестер. Ну и пусть, достаточно она видела смерти и ужаса в последние дни, чтоб еще добровольно разглядывать перекошенный оскал убитой твари.

  Ванда велела колдуньям Белого шпиля заняться ранами воина, но прежде поглядеть, что правда в его словах, а что вымысел. Значило это, что воина напоят отварами, окурят дурман-травами, а после высмотрят его глазами все, как было. Хани знала, что неотмеченных Вирой снадобья могли ввергать в безумие, могли навеки оставить в мире грез или дать долгую мучительную смерть. Но фергайры ни словом о том не обмолвились, только вывели воина под руки, будто боялись, что он вздумает бежать.

  - Нечего на меня такими глазами смотреть, - бросила Фоира, прежде чем Хани поняла, что не сводит с нее глаз. - Если бы мы стали всякого оглашенного слушать, который бед Артуму пророчит, давно бы уж не было в Северных землях порядка.

  Было видно, что женщина хочет сказать еще что-то, но больше Фоира не произнесла ни звука.

  - Нужно послать слово Берну, - прокряхтела Ванда и закашлялась в кулак. - Пусть собирается в Браёрон. Быть ли сече с людоедами - это одним богам ведомо, а Артуму больше нельзя оставаться безголовым.

  Она велела Хани помочь ей подняться до комнаты и написать письмо Берну. Несмотря на робкие протесты остальных, старая не изменила своему решению и дальше они следовали только вдвоем. Ванда хоть и казалась костлявой, заставляли Хани чуть не вдвое прогибаться под тяжестью своего тела. Она опиралась на плечо девушки, кряхтела и в груди у нее будто скреблись мыши. Хани ни о чем не спрашивала, только молча следовала, куда говорила фергайра.

  Когда они добрались до комнаты Ванды, девушка почувствовала, как ей скрутило желудок. Сперва бросило в холод, после на лбу выступила испарина. Свернув все на странный кислый запах в комнате фергайры, девушка поспешила помочь Ванде сесть.

  - Не сюда, - остановила ее фергайра, как только Хани повернула в сторону письменного стола. - Вон туда, ближе к огню. Холодно мне нынче, видно вестники Гартиса меня вот-вот нагонят.