Анна Чарова - Волчонок на псарне (СИ)

Только бы дверь не скрипнула! Только бы не топнуть или не оступиться! Спасибо тебе, ночное зрение, спасибо вам, гомонящие гости! На палубе было так шумно, что упади я, с грохотом скатись с крутой лестницы, никто не заметил бы. Звуки стекали по ступеням, пульсировали в голове: топот, лязг железа, вздохи, хриплое дыхание. Внушение заставляло всех молчать, иначе доносились бы гневные выкрики и причитания пленников.

На цыпочках я протопала к лестнице, косясь на дверь каюты, где сейчас находилась Лильен. Если заметит меня, она сразу же наябедничает колдуну. Ступенька за ступенькой. Не оступиться. Торопиться не надо, надо вести себе осторожно и помнить о том, что кругом враги, и любой гребец может указать на меня…

— Не волнуйся, — ободрил Дарий — я чуть с лестницы не упала, схватилась за перила. — Они не знают, что ты должна спать, и не обратят на тебя внимания.

Ого, похоже, он знает то же, что и я! Я высунула голову в дверной проем, осмотрелась. Туман сгустился еще больше, и зажженные факелы летали в темноте словно отдельно от людей. Недалеко от меня на корме стоял Кош, заведя руки за спину, и смотрел на нос, где топали и грохотали.

— Тише, — проговорил колдун из белой пелены, и шаги стихли, остался лишь шелест.

В тумане плыли согбенные силуэты невольников, двигались к носу корабля и таяли в тумане. Женщины должны были идти туда, куда мне нельзя соваться — на нижнюю палубу, что под носом корабля.

Воровато оглядевшись, я вылезла из укрытия и, не разгибая спины, протопала к третьей мачте на корме, где я любила сиживать, когда нечем было заняться. Вислоусый лысый гребец проводил меня взглядом и сразу же потерял интерес, бездумно уставился перед собой.

Эш сливался со второй мачтой, лишь немного погодя я различила его плечи, шапочку и космы, которые трепал ветер. Запрокинула голову, подумала о кристалле с внушением, посоветовала его уничтожить сразу же.

— Этот старик — второй маг-невольник? — напомнил о себе Дарий, я уже привыкла к нему и не вздрагивала, когда он начинал говорить.

— Да, ему тоже нужно сделать щит, но позже, когда нападете, иначе он перестанет поддерживать внушение, и колдун… его зовут Райгель… Обо всем догадается.

Появился колдун, встал возле Коша ко мне спиной, и я почувствовала странное — будто бы я виновата перед ним, предаю его, хотя он не желал мне зла. Сейчас внушение не работало, значит, это мои собственные мысли! Какая гадость! Как хорошо, что мне удалось достучаться до Дария, и он со всем покончит!

К колдуну подошел толстый человечек на тонких ножках, которого я не видела раньше, встал ко мне передом, но в тумане все равно лица было не разглядеть. Над ним возвышался верзила с факелом, и блики плясали на палубе, будто демонята, прыгали с бортов на загорелые тела гребцов. Маленький пузан тихо заговорил, колдун ответил ему, и в голосе прозвучала угроза:

— И ты не предупредил меня? И привез всех этих людей? Ты уверен, что за тобой не следили?

Что ответил толстячок, я не расслышала. Колдун издал приглушенный смешок:

— Что ж, понятно: каждый спасается как может. Быстро выбрасываем груз за борт!

Гребцы повскакивали и, чуть ли не сбивая друг друга, ринулись на нижнюю палубу под носом корабля, где хранилась парусная ткань, которую у поморников меняли на людей и шкуры.

Пришла странная мысль: интересно, как выглядит мой избавитель? Голос у него приглушенный, низкий, как гневный крик дипрода. Представился бородатый дядька, морщинистый, с черными длинными волосами, в ярком кафтане и с крупными золотыми перстнями. Глаза у него прищуренные, подвижные. Чем-то он похож на нашего шада, только кожа белая.

— Я моложе, — проговорил он, и я отругала себя за то, что думаю не о том: меня же ведь слышат! — Ничего, не волнуйся, каждый представляет собеседника, это нормально. Знаешь, какой ты мне поначалу представилась?

В голове возникла картинка: растрепанная тощая тетка с впалыми щеками и ниткой губ, еще более страшная, чем я, чем-то похожая на Лильен. Я так возмутилась, что он извинился, но не стал просить, чтоб я подумала про себя, его очень волновали невольники, точнее, одна девушка…

— Ты все правильно поняла, — он проговорил с такой тоской, что мне показалось, я слышу его вздох. — Не надо рисковать, сиди, где сидишь.

В тумане замелькали силуэты гребцов с тюками парусной ткани, они принялись бросать груз за борт.

Очень хотелось посмотреть глазами Дария, увидеть корабли, окружающие нашу галеру, но еще больше — заглянуть в глаза колдуну, когда он поймет, что ему не скрыться. Улыбнуться и сделать то, о чем так мечталось: вогнать нож в его горло по самую рукоять… А он при этом не испытает даже раскаянья, потому что, вот досада, попросту не умеет чувствовать.

Словно ощутив мой взгляд, колдун начал поворачиваться, и я скользнула за мачту, попыталась слиться с ней. Только бы не заметил, только бы…

— Он тебя увидел, — сказал Дарий. — Тяни время, мы уже близко.

Я спрыгнула с возвышения и попятилась. Ноги слушались плохо, рубаха прилипла к спине. Колдун широким шагом направился ко мне, показался за мачтой, неотвратимый, как сама смерть, остановился, когда я уперлась спиной в борт — дальше мне идти некуда. Рука накрыла костяную рукоять ножа.

— Как тебе…

— Сдохни! — прошипела я, выхватила нож, метнула в колдуна, откатилась, отмечая, что он вскинул руку, и клинок упал к его ногам.

— Как тебе удалось… Ты… — проговорил он равнодушно, и вдруг его глаза распахнулись, словно он прочел во мне что-то ужасное. — Паучиха! Так вот почему я…

Больше не обращая на меня внимания, он резко развернулся и рванул к своим, распоряжаясь:

— Воины и все остальные — отражать атаку врага ценой собственных жизней! Эш — держать внушение! — колдуна скрыл туман, я не видела даже его силуэта.

Одно ясно: его надо убить. Если его уничтожить, Дарию и поморникам будет проще освободить невольников. Да, я умру вместе с ним, зато отомщу за пережитое унижение. Поднявшись, я выхватила тесак, который мне подарил колдун, и устремилась в туман, но получила такой удар, что искры посыпались из глаз, меня отбросило к мачте и ударило головой о доски.

Когда пришла в себя, перед глазами расплывались огненные круги. Я разлепила веки и с ужасом поняла, что это мне не кажется — полыхает вторая, средняя, мачта, падают клочья паруса, огонь ползет к доскам, которыми заколотили невольников в загоне, роняет на людей искры и ошметки парусов, невольники стоят неподвижно, не смея кричать. Их немой ужас пульсирует в висках, бьет под ребра.

Они же сгорят заживо!

Как и гребцы, занявшие боевые позиции. Презрев предложение сдаться, они осыпают стрелами маленькие корабли поморников, выплывающие из тумана. Наемники разевают рты в беззвучном крике, кожа на спинах пузырится ожогами, дымятся волосы, но их руки продолжают вынимать стрелы из колчанов. Царит гробовое безмолвие, лишь трещит ненасытный огонь, плюется кипящей сосновой смолой.