Юрий Иванович - Найти себя

Скорее всего, рядом с курганом и вокруг него располагался узким поясом самый древний участок города. Добротные, красиво отделанные внешне дома не превышали трех-, максимум пятиэтажной высоты, и в пятистах метрах за ними просматривалась местами древняя стена. Видимо, ее частично уже разобрали за ненадобностью и из-за помехи гужевому транспорту, который в дальних улицах и по дальнему краю площади сновал сплошными потоками. Легкие брички, кареты, тяжеленные с виду дилижансы местами стояли в жутких пробках, и гомон оттуда несся к кургану, словно прибой шумящего моря. В той давке лучше всех себя чувствовали одинокие обычные всадники, гарцующие на вполне привычных для взгляда землянина лошадях. А уж от пешеходов было не протолкнуться. Они так и текли реками по высоким, более чем в полметра над уровнем проезжей части, тротуарам.

За первым поясом древних построек простиралась, похоже, самая элитная часть города. Огромные и величественные дворцы с ухоженными парками, неприступные с виду замки с башнями и тонкими устремленными в небо шпилями, изумительно смотрящиеся кварталы вытянутых в струнку и доходящих до высоты в десять этажей зданий. Причем и эти кварталы удивляли великолепием и разнообразием о тделки, громадными и высокими окнами и необычной цветовой гаммой. Мраморные плиты варьировались не просто от белого к черному, но завораживали и желтыми, и красными, а то и зелеными цветами. Хотя, может, мне так казалось издалека, и я мрамор спутал с обычной побелкой, но интуиция настойчиво мне твердила: не тушуйся, там мрамор!

Элитная часть города простиралась километров на восемь, а то и десять от кургана и там ограничивалась высоченной, мощной стеной. Трудно было сразу определить ее высоту с такого расстояния, но мне она показалась не ниже, чем башня в диком мире. То есть до пятидесяти метров. А раз здесь существует такое циклопическое сооружение, то, значит, имеются и весьма опасные враги. Следовательно, повсеместное ношение оружия не дань моде, а вынужденная необходимость.

Мне, правда, и за стеной видны были многочисленные постройки. Там здания располагались попроще, теснились погуще и рваными краями кварталов заползали на расположенные вдали склоны пологих холмов. И там никакими стенами не защищались. То есть данный город заканчивался очень далеко, где-то там, в зоне двадцатого километра. И я ужаснулся, приблизительно прикидывая, сколько здесь может проживать людей.

По всем историческим выкладкам и разумным пределам, любой средневековый город мог позволить себе не более трехсот тысяч жителей. Иначе он сам захлебнется в собственных отходах и дерьме гужевого транспорта. Да и любые поставки товаров, а особенно продовольствия станут критически невозможны. А здесь, насколько я смог рассмотреть, даже грузового и общественного пассажирского транспорта не существует. Например, в Лондоне и Париже в середине девятнадцатого века вовсю использовали трамваи в конной упряжке, грузовые фургоны, тоже передвигающиеся по рельсам, и только так умудрялись разгрузить транспортные потоки и наладить поставку продовольствия. А здесь что, духом святым питаются? Вроде как нет, сам видел: хлеб люди ели, мясо, овощи какие-то. Значит, извините за выражение, и на горшок ходят?

Присмотревшись к брусчатке площади, я немного успокоился: некие подобия квадратных люков виднелись, а значит, канализация, скорее всего, существовала. Уже легче, хоть жуткие эпидемии из-за нечистот этому городу не грозили. Да и запахи не казались слишком уж противными, как я предполагал вначале. Конский навоз слегка пованивал, но не настолько, чтобы очертя голову мчаться в пригород и требовать глотка свежего воздуха. За полчаса осмотра я к запаху привык и уже не обращал на него почти никакого внимания. Другой вопрос, что стало уже быстро темнеть, улицы стали заливаться светом внушительных фонарей, а мне следовало как можно быстрее побеспокоиться о ночлеге.

Только сейчас я заметил примостившегося совсем рядом одного из служителей кургана с широким золотистым обручем на голове. Он, скорее всего, посматривал на меня давно и, когда я закрутил головой по сторонам, с доброжелательными нотками в голосе задал вопрос:

– Лепотато?

Если я правильно понял смысл, то спрашивали о красоте города. А если даже и про усталость или сытость, то в любом случае следует ответить утвердительно. Притворяться еще и глухим у меня ни терпения, ни сноровки не хватит. И кажется, мое легкое покачивание головой мужчину удовлетворило. Но, заметив, что я так и продолжаю сидеть на месте, только старательно отвернул голову в сторону, неожиданный собеседник опять обратился ко мне:

– Дитято, сам ли ты зедеся?

В дальнейшем весь наш диалог-разговор я легко трансформировал в понятные для себя слова, которые сразу приводились в нормальную речь, зато всеми силами избегал отвечать сам. Поэтому скорее получался монолог, а с моей стороны следовала интенсивная жестикуляция и мимика. Хотя порой какие-то полуслова-полурычания и я пытался вставить.

Второй вопрос несколько напрягал, потому что меня приняли за ребенка и наверняка интересовались, где мои родители. Еще бы, с моим-то росточком! Но допускать даже мысли о моем малолетстве не следовало. Поэтому я обиженно дернул плечами, развернул свою тщедушную грудь и помахал в стороны указательным пальцем:

– Не-е-е! Не дитято! – стараясь при этом скорее шептать, чем говорить.

На шипение и обратилось внимание:

– Никак простужен?

Вздох, кивок и равнодушный взмах ладошки. Ерунда, мол. Что расценивать можно по шкале догадок от немоты до неумения разговаривать или легкой простуды. Но мой возраст никак не давал мужику успокоиться:

– Так сколько тебе лет-то будет?

Тоже загвоздка: покажешь на пальцах, а вдруг их годовой цикл вдвое меньший или больший? Начнешь долго думать, точно посчитают ребенком, сбежавшим из дома. К счастью, совсем рядом на мгновение остановился молодой парень, явно моего жизненного ценза, ну, может, на год-полтора старше по меркам Земли. Но я уверенно ткнул в него пальцем, а потом и на себя.

– Ха! Ну никак ты не смотришься на двадцать! – Мои нахмуренные брови и громкое фырканье привели к новому вопросу: – Чего ж тогда такой маленький?

Здесь последовала целая пантомима с моей стороны. Все изобразил: и как упал, и как болел, и как не рос, и как горевал. Кажется, хорошо сыграл, доходчиво.

– Как зовут тебя, парень? – В тоне появились сочувственные нотки.

– Борис, – выдохнул я.

Но собеседник не расслышал и переспросил:

– Борей?

Пришлось утвердительно кивнуть, и не прогадал.

– Хорошее имя, хоть и редкое у нас. Так только на востоке называют. А ты откуда будешь?