Всё ещё человек (СИ) - Владислав Хохлов
Проснуться удалось довольно поздно. Не спав целых два дня, и к тому же бессильно потеряв контроль над своим телом, Майкл проспал излишне долго. Но его уже не волновало такое понятие как «время». Он сделал то, что хотел, — даже сделал быстрее, чем рассчитывал, — и мог себе позволить немного отдохнуть. Правда, сон на ложе из камней и черепицы было не самым лучшим местом расслабиться. Это было даже хуже сна в лесу, где Майкл много мучился.
Сон, который может поведать своему наблюдателю о его внутренних мыслях и переживаниях, просто-напросто забылся. Быть может, если бы Майкл его и вспомнил, то едва мог бы объяснить и наделить его смыслом.
Не долго отлеживаясь на месте отдыха, Майкл начать приступать к самому необходимому и важному — восстановлению могильного камня. Уже чуть более суток он ничего не ел; последнее время он был как в бреду — отказавшись от большинства потребностей, он отдавал себя всего лишь одной задаче.
Могильник вернулся на прежнее место. Он был важным дополнением к руинам старого дома Майкла, и имел в себе больше сакрального смысла, чем какую-то видимую или значимую пользу. После того, как это маленькое дельце было кончено, и мужчина, занимающийся его реконструкцией, смог отдохнуть, то резко стал жертвой неистового голода. Отдохнув и собравшись мыслями, он открылся тому, от чего себя огораживал последние пару дней. Боль в животе поразило его с жжением раскалённого металла. Майкл упал на землю, пытаясь держаться, чтобы не закричать или не потерять сознания от нахлынувших ощущений. Вскоре, когда они закончились, он позаботился о том, чтобы они прекратились на время.
Опустившись на часть разрушенной конструкции, он мечтал о том, чтобы хоть ещё один раз пройтись по знакомым комнатам, чтоб на долю секунды увидеть лица членов семьи. Но ничему из этого не суждено было исполнится, по крайней мере не в реальном мире. Невольно Майклу приходилось сравнивать то, как изменился его город с первого дня катастрофы и по сей день: если в самом начале наблюдалось только несколько разрушенных строений, то сейчас картина была совершенно противоположной. Только родной дом остался таким же неизменным.
Высиживая на этом горьком месте, он чувствовал, как медленно мучается от нахлынувшего одиночества. Столь родное и привычное место, и такое жестокое и гнетущее. Он бы хотел просто с кем-то поговорить, услышать человеческий голос. Майклу было не сложно завести монолог, будто он обращается к кому-то стоящему позади себя, к кому-то неосязаемому и невидимому. Он мог бы легко сделать также со своей семьёй, но сделав это, он бы окончательно признал тот факт, что его семья мертва. Полностью. Окончательно.
Всё же тоска и одиночество пожирало путника изнутри, медленно превращая его во что-то отвратительное и опустошенное. В скором времени он бы обратился в то, что с полным безразличием свернулось калачиком и просто ожидало дальнейшей участи. Майкл нуждался в поддержке, разговоре или воспоминании. Желание что-то пытаться делать так же медленно угасало, как и желание жить.
— Мама, папа, — начал мужчина. — Я не знаю, что мне делать. Вот уже два года как я покинул дом и отправился вперёд. Я надеялся на многое: на свободу, на прощение, на месть, на забвение, и на то, что найдётся кто-нибудь, кто сможет разделить со мной эту боль. Я почти вернулся, почти воссоединился с вами. Я здесь, одновременно и с победой, и с поражением… опять. В начале всего я просто хотел работать — выполнял всё верно и послушно, соглашался на все командировки и отправления, и тут случилась это. Потом я бросил вас, нашел цель, и готов поклясться, что почти выполнил её, что я… и снова крах. Там далеко, я встретил девушку. Она добрая и милая, она былая такая же измученная жестокой судьбой, как и я. Находясь рядом с ней и предоставляя ей поддержку, я получал от неё то же в ответ. Но затем… пришел другой. Он клином встал между нами и забрал её. Но в этом есть и моя вина, ведь, мы с ней были такими разными, и я не смог бы заставить её измениться. Она странная. Ведёт себя так, словно вокруг ничего ужасного не происходит и не происходило. Это пугает, но, с другой стороны, это так притягивает. — Майкл невольно улыбнулся, представляя, как забавно это звучит со стороны. — Она мне напоминает всех вас.
Начинать этот монолог перед разрушенным домом было тяжело. Продолжал его Майкл через силу, ведь, с каждым новым словом он всё глубже и глубже закапывал семью. Он будто говорил сам себе: «теперь они мертвы». Всё это время в голове Майкла только и мерцала хрупкая надежда на то, что его семья жива. Эта мысль и мешала ему полноценно думать о других, и о самом себе.
Здесь, сидя у руин, это был последний разговор Майкла с его семьёй. Находясь на разрушенной стене своего дома, он представлял, что находился со всеми в гостиной, что смотрел в каждое улыбающееся лицо, и при том сам пытался сдерживать слёзы, чтобы никого не смутить. Он наконец-то встретился с теми, кого любил, хоть так, хоть в одиночестве, с самим собой, болезненно представляя облик каждого.
Это было прощание одинокого человека с призраками прошлого, с пожирающим страхом и слепыми надеждами. Полное разрушение последней преграды, которая мешала ему двигаться дальше.
Прекрасно зная свою семью, Майкл понимал, что они были бы рады такому поступку их сына, внука, брата и мужа. Они всегда были одним целым и полноценно осознавали чувства и мысли друг друга, как часть себя, и, мучаясь дальше от того, что терзало Майкла, он бы невольно продолжал мучить и своих любимых, неважно, где бы они ни были.
Окончание всей процессии прошло спокойно и легко. Мужчина даже начал ощущать, как его переполняет уверенность, будто что-то тяжелое свалилось с плеч. Теперь вид могильного камня не казался каким-то гнетущим и мучительно прекрасным. Теперь он вызывал лёгкую улыбку облегчения, какой одаривает своего ребёнка родитель, когда видит его здоровым, невредимым и счастливым.
Майкл наконец-то покинул родной дом. На этот раз в последний.
Ему осталось сделать только последний шаг — дойти до того самого заветного места, которое на протяжении уже долгого времени являлся одним из символов бессмертного прошлого. Достаточно
