Чёрный фимиам (СИ) - Алена Харитонова
Она вскочила на ноги и покачнулась, не понимая, что происходит. Голова закружилась, поперек груди полыхнуло, а потом перед глазами всё стало пунцовым.
— Стиг!
Аурика упала на колени, больно ушиблась о гранитные плиты, но тут же вскочила и понеслась в храм, задыхаясь от ужаса. Теперь она поняла, что случилось.
Стиг убит.
Она взлетела по широкой длинной лестнице так быстро, как никогда ещё не бегала. Даже в детстве. Пока мчалась, где-то потеряла покрывало. Коса растрепалась, жемчужная нитка сползла и запуталась, больно дёргая волосы.
Аурика не знала, как быть: что говорить и кому? Ведь она ничего не видела, ничего не поняла. Только почувствовала… Да ещё могла ошибиться. Конечно, могла! И наверняка ошиблась. Стиг жив и посмеётся над её испугом и над тем, что она навыдумывала, но… пунцовая пелена перед глазами мешала поверить в такой исход.
— Прекраснейшая, что с тобой? — окликнули её.
Аурика развернулась на голос.
— Карай! — взмолилась девушка. — Найди Стига! Найди…
В этот миг пелена перед её глазами растаяла, и она увидела, что собеседник застыл с отрешённым лицом.
Многоликая молчала, стискивая ледяные руки на груди, жадно всматривалась в выражение глаз мечника. Наконец, тот моргнул, перевёл на девушку внезапно потяжелевший взгляд.
— Тебе надо укрыться в храме, госпожа, — осторожно, но твердо мужская рука подхватила её под локоть. — Прямо сейчас.
— Где Стиг? — Аурика уже поняла, что Карай не ответит, как поняла и то, что он узнал о чем-от плохом. — Карай!
— Никуда не выходи, госпожа, — жёстко сказал он и добавил: — Я не чувствую Стига. И не чувствую Аяту. Нить, что нас связывала, разорвалась.
С этими словами воин втолкнул деву в дрожащий огнями и курящийся благовониями лабиринт храма:
— Иди к Старшим жёнам.
Дверь закрылась. Аурика осталась одна.
* * *
Верные слуги стекались к месту происшествия отовсюду, где их застал призыв братьев, первыми попавших на место схватки. Карай встретил храмовых воинов у входа в сады. Он издалека увидел, как группа мужчин бегом поднимается по лиловой лестнице, бережно неся на плащах бесчувственное тело. Сердце дёрнулось от страшного предчувствия.
Стиг.
Тот лежал с застывшим лицом, пепельно-серым, почти неузнаваемым.
— Кто? — спросил Карай, когда мужчины к нему приблизились. — Известно?
Он перенял угол плаща у одного из уставших братьев.
— Нет, — выдохнул тот. — Но она видела.
И кивнул назад, туда, где по лестнице торопливо поднимались ещё двое воинов, ведущих под руки темноглазую девчонку.
— Что она сказала?
— Ничего. Она не говорит. Немая. Руками только машет, непонятно ничего! — он выругался. — Аяту убит, Эная пропала без следа!
Карай оглянулся через плечо, окидывая незнакомку быстрым взглядом: тонкая, бледная, испуганная, в руках бережно держит тряпицу. Впрочем, через миг до него дошел смысл сказанного и внутри всё похолодело.
Многоликая пропала.
Снова!
Он лихорадочно пытался понять, кто мог напасть на храмовых воинов и храмовую деву. Кто осмелился? Среди бела дня! Вопрос о том, кто смог одолеть двух храмовых воинов, Карай решил пока себе не задавать.
Ноги несли и несли вверх по лестнице, но взгляд постоянно обращался к серому лицу брата, у которого жилы под кожей начали чернеть.
Когда вспотевшие запыхавшиеся мужчины закончили изнурительный подъём, им навстречу уже бежали слуги и лекари, торопливо шли пять Старших жен. Одна из них сразу же перехватила темноглазую немую девушку, забирая её из рук воинов.
Что было дальше, Карай не видел; он передал брата лекарям, а когда те забрали Стига, ещё некоторое время стоял, окаменевший, среди всеобщей суеты. Руки больше не оттягивал груз, и бежать никуда было не надо. Что делать — он не знал.
Только думал: Эная пропала. Как Ири.
А потом его осенило: нужно отыскать узкоглазого!
* * *
Хороший разбойник и вор должен уметь ждать. К тому же чего б не подождать тут, куда отправил хозяин? Здесь было получше, чем в городском узилище: окошко побольше, солома на полу, кормили сносно — сушеной рыбой и чёрствыми лепешками, а не блевотным тюремным варевом, которое даже собака жрать не станет. И надсмотрщик — здоровенный детина — не зверствовал. Утром, с рассветом, он приносил еду и воду, а потом уходил, закрыв дверь на засов. Даже пинка ни разу не дал. Вечером же возвращался неизменно навеселе. Правда, бдительности не терял, к двум рабам не приближался, но и бить не бил.
Сирк-Удавка такое отношение очень одобрял. Конечно, веди себя новый надсмотрщик не так осторожно, было б куда лучше, но… Но главное — детина не проверял цепи, тянущиеся от ошейников к стене. Хорошие цепи, крепкие. Да только за несколько дней Бук сумел их расшатать, и теперь всего два хороших рывка могли подарить обоим узникам вожделенную свободу. Надсмотрщик даже за дубинку схватиться не успеет. А потом… потом будет целая ночь, чтобы улизнуть из Миль-Канаса и отыскать надёжное убежище. Если беглецам повезёт, их ещё несколько дней не хватятся: хозяин-то так ни разу и не появился, а надсмотрщика, опять же, если повезёт, хватятся только по запаху, то есть через несколько дней.
Бежать разбойники решили сегодня вечером. Об одном только жалели: там, куда заведёт по кривой дорожке Четырёхглазый, другую Киргу (чтоб и в деле была помощью, и в постели — с обоими сразу) вряд ли удастся найти. Ну и ладно. Опять же, чего о ней жалеть? Если б не она, не сидели бы сейчас тут. Дурная баба, как ни крути. Но заводная…
Размышления Сирка прервала суматоха во дворе. Через небольшое окно донеслись топот, голоса, а следом подобострастный голос надсмотрщика.
Шум всё приближался. Теперь шаги слышались уже в доме, ещё через миг со звяканьем откинулась щеколда на двери, и в комнату прошёл надсмотрщик, а следом за ним… верный слуга! Совсем еще юный, но какая разница. Это был мечник храма!
Сирк и Бук тут же рухнули на колени и уткнулись лбами в пол.
Последовал отрывистый приказ:
— Расковать! Вот этого, тощего.
Надсмотрщик тут же загремел ключами, отпирая Сирковы кандалы.
— Подними голову, — последовал новый приказ.
Удавка послушно вскинулся.
— Сейчас отведёшь к вашему убежищу.
Удавка хотел было изобразить непонимание — какое, мол, убежище, господин, нет у нас никакого… Но под пронзительным взглядом чёрных глаз, которые видели куда больше, чем глаза простых людей, Сирк не решился врать.
— Отведу, господин, — только и сказал он.
* *
