Исход благодати (СИ) - Зеленжар О.

Глава 13

День ото дня Кеан чувствовал себя все лучше и лучше, только это совсем его не радовало. В голове на все лады проносился набат горьких слов: “Ты должен убить ее, если хочешь сохранить свой секрет”. Протектору не раз приходилось исполнять роль палача. Под его могучей рукой с треском ломались кости, и вопли боли расплескивались по эшафоту, как поганая красная кровь всех тех, кто посмел попрать священный порядок. Меж стонов он слышал мольбы, проклятья и посулы, переплетающиеся в тугую бессвязную нить. Сердце Кеана перестало обливаться кровью, жалеть всех тех, кто танцует на острие ножа, но Протекторат не казнил женщин. Они — безвольные рабы своих отцов и мужей, жертвы обстоятельств, поэтому тех, кто постарше, ссылали в аскетичные горные монастыри, а тех, кто покраше и помладше — нести службу, как Сестры Отдохновения. Женщин убивали только в стародавние времена, за колдовство. Однако, магия нынче мертва, да и Дивника, хоть и еретичка, занимается не проповедями, а помощью людям, тем самым поддерживая постулаты Всеобщей Благодати.

Кеан тряхнул головой. Нет, прекрати, не оправдывай ее поступков. Какими бы благими намерениями она не руководствовалась, у нее не было на это права. В Ильфесе существуют законы, которые нельзя преступать. Сделаешь поблажку в одном, и в образовавшуюся брешь тут же хлынет безостановочный поток грязи. Законы созданы, чтобы соблюдать порядок, а ты протектор — тот, кто защищает установившийся уклад.

Так его настроение и скакало, от жалости к девушке до ненависти, от желания пощадить до полной уверенности, что она достойна смерти. Ожесточенный поединок к самим собой. В конце концов, Кеан сдался. Он не мог убить ее. Сколь благородным бы ни был повод, подлинная причина была черной и гнилой — попытка скрыть собственную оплошность. Если Кеан так поступит, то неважно, что маска останется на его лице. Совершив такую подлость, он убьет не только целительницу, но и рыцаря в душе, и станет подобен той человекоподобной грязи, что чуть не убила его. А может и того хуже — подобным серокожим ублюдкам.

Проклятые уроды, заносчивые и дерзкие! Каждый раз, когда Кеан видел златоглазого ублюдка, ему хотелось лично поработать клещами над его зубами, чтобы улыбка не казалось такой самодовольной, словно у налакавшегося сливок кота. Но этому нелюдю он тоже был обязан жизнью, и от этого каждый вдох, несмотря на сладость подступающего выздоровления, был пропитан ядом осознания, что долг придется отрабатывать. Ах, Кеан, когда-то ты ловил огромных карпов у Змеиного устья, а теперь пришло время и тебе барахтаться на крючке…

После того, как целительница вынесла вердикт — ”выздоровление”, и ушла из домика, Кеан, облачившись и спрятав на груди конверт с печатью Соколиной Башни, отправился в Протекторат, проигрывая в голове выстроенную убийцами легенду, чтобы привыкнуть к этому гадкому привкусу во рту. Они ловко сплели правду и вымысел, чтобы Кеана было сложней подловить на лжи.

У моста господа уступили ему экипаж. Это было кстати — путь предстоял еще долгий, а его больная нога ныла, не переставая, и он весь обливался потом, несмотря на пасмурную погоду. Он рассеяно осенил их и буркнул благословение. Господа раболепно кланялись, не скрывая страха в глазах. Удивительно, что он, в помятых латах и разорванном плаще, без шлема и оружия способен наводить на людей такой ужас…

В районе Стали он отпустил экипаж и сам дошел до моста. Стража тотчас задержала его. Кеан и правда выглядел так, словно подобрал маску и доспехи с мертвого тела. После недолгих разбирательств, ворота перед ним открылись, и он облегченно вздохнул, оказавшись во внутреннем дворе, но ненадолго — его тотчас сграбастали в крепкие медвежьи объятия. Кеан был готов поклясться, что его ноги на секунду оторвались от земли. Тело сковало болью.

— Живой! — громыхал в ухе голос Кассия.

— Кас… Полегче… Я ранен… — выдавил из себя парень.

— Ранен? — бородатый здоровяк отстранился, внимательно разглядывая его черными глазами в прорезях маски. — Да ты выглядишь так, словно тебя волокли за конем по всему полуострову! — тяжелая ладонь грохнула по наплечнику, как раз там, где вражеский болт проделал дырку, Кеан поморщился от боли. — Я искал тебя, клянусь Благим! Но эти и слышать ничего не хотели, списали тебя…

“Вот как”, - с горечью подумал Кеан. Что ж, ему стоило это предугадать. Он надолго пропал, и его посчитали мертвым. Скорей всего, некролог укладывается в один абзац из нескольких скупых строк: когда вступил в братство, когда был посвящен и когда, предполагаемо, убит, а его имя высвободили, чтобы наречь следующего послушника.

— Как же я все-таки рад, — снова пророкотал бородач и, забывшись, стиснул парня в объятьях, которые, казалось, сомнут кирасу, как бумагу. — Ладно, все после. Старикан, наверное, жаждет услышать твою историю…

Симино и правда сгорал от нетерпения, но ему пришлось прождать, пока Кеан скинет доспехи и преодолеет ступени в башне грандмастера, проклиная непослушную скованную болью ногу. Поэтому, когда Иллиола постучал в дверь, старик сам распахнул ее, да так резко, что парень невольно отшатнулся.

— Я заждался, мальчишка! Ты, верно, привык не спешить?

— Прошу прощения, я ранен в ногу.

Старик пожевал губами и жестом пригласил Кеана внутрь. Закрывшись на щеколду, он тихо проговорил, возвращаясь к столу:

— Не ожидал вновь увидеть тебя, парень… Когда бесследно пропадает протектор, это, обычно, говорит о том, что он освободил имя… Садись, — он указал на стул в углу.

Кеан отрицательно помотал головой. Он привык стоя разговаривать с грандмастером.

— Сядь! — вдруг рявкнул старикан. — Я же не палач, в конце концов!

Кеан поспешил подчиниться приказу. И правда, присев на стул, он получил несказанное облегчение. Симино подался корпусом в его сторону и зарычал:

— Ты самый пустоголовый мальчишка на моей памяти! Твой поступок — торжество идиотизма! Когда ты пропал, я был почти уверен, что в этом есть особая справедливость! Это ж надо, выискался герой, одному сунуться в Угольный порт! Все равно, что нырнуть в яму со змеями в надежде, что ни одна не укусит! В твоей пустой башке напрочь отсутствует разум!

Кеан не моргнул и глазом, высушивая эту тираду. Да, он и правду тупица и поступил невероятно опрометчиво, но виновато скулить и прятать глаза он был не намерен. Он рыцарь бога и пресмыкаться будет только перед Благим.

— Что вылупился, ублюдок? — орал Симино. — О Благой, и я еще хотел продвинуть тебя, как моего заместителя? Не бывать этому, слышишь? С такой костяной башкой тебе одна работа — ломать хребты!

Симино еще долго поливал его потоком отборной ругани. То прочил ему карьеру конюха, то грозился и вовсе вышвырнуть прочь, на какие-нибудь далекие острова, собирать хлопок. Наконец старик поперхнулся бранью, зашелся долгим болезненным кашлем и смолк. Отдышавшись, он вытер губы платком и сказал:

— Что за идиот… И все-таки я рад, что ты остался жив… Нынче настали неспокойные времена, и твое письмо, хоть и было торжеством напыщенной мальчишеской глупости, все-таки решилочасть проблем. Обозначив виновного, ты, наконец, развязал нам руки отпустить имперского посла на все четыре стороны… Подохни он в палаццо, и войны было бы не избежать, но…

Симино снова зло пожевал губы. Кеан напрягся, ощущая всю тяжесть этого «но».

— Старый пень убрался восвояси, а вот его младший брат, господин Фиах Обрадан, и его тяжелые боевые грифоны осадили Жемчужный порт, пока мы не нашли пропавшего мальчишку. Если Император даст отмашку, они сравняют с землей самые благопристойные районы города. Адмирал Фуэго уже выставил свои корабли, и теперь это напоминает иосийскую дуэль. Практически анекдот, не будь на кону столь многое!

— Мальчишка… — осмелился сказать Кеан. — Вы имеете в виду посольского сына?

— Да, идиот! — прикрикнул Симино. — Он просто испарился, растворился, исчез! Даже не знаю, что хуже — не найти его вовсе или найти кверху пузом в какой-нибудь канаве? Как назло, Соле успешно провоцирует волнения в городе. Это мешает поискам.