Генри Олди - Сумерки Мира

– Все-таки я был прав, – медленно протянул Марцелл. – Вернее, не один я…

…Аз недостойный, пишу строки эти не из корысти и не в поощрение мудрости, но в великом помрачении и смятении души, ибо рушится дело жизни моей, и отчаяние овладевает дрогнувшим сердцем…

Если я не прав, то радостно приму кару за помыслы еретические, но если верны догадки мои – горе тебе, мир содрогающийся, и грядут сумерки без рассвета!…

Многое помню я, патриарх Скита Филумен Бротолойгос, ведущий род свой от Порченого жреца Согда, славного Ктерия Бротолойгоса, часто говорившего «нет», когда другие говорили «да» или молчали… Не промолчу и я, далекий правнук его, не промолчу – и пускай кричит память под ножом строгого лекаря-рассудка…

Безусым отроком покинул я ветшающие стены древнего Согда вслед за иными, ушедшими за Чистыми Пустотниками искать выход из мира, ставшего мачехой для первенцев своих. После долгих лет странствий руки мои клали первые бревна срубов Скита – тогда еще Скита Откровения. Отмечен я был господином Айрисом, избран из сверстников и ко многим тайнам приобщен, пока Чистые бились мыслью в стены между мирами, пытаясь выйти за пределы, найти землю иную, чистую, безгрешную…

Небо им судья! Видно, не суждена нам лучшая участь, если звали Простор, а откликнулась Бездна. Давно рвалась она наружу, только не вырваться без чужой помощи тому, что не имеет существования, что есть Небытие, – но стремящиеся за предел удесятерили усилия, и так открылась дверь между Бытием и Небытием.

В тот день – злосчастный! – трое оказались на Пороге и лишь двое вернулись обратно: Чистый Айрис и лар Тидид. Начало было положено. Бездна бросила зерно, упавшее на благодатную почву.

Что есть зло? Нет ответа на сей вопрос, и вечно герои будут убивать чудовищ, и каждый будет считать героем себя, а всех остальных – чудовищами. Плохо ли, если мудрый и сильный, открыв Дверь, приобретает Вечность и многое другое, чего не имел он до того? Плохо ли, если слабый получает поцелуй Верхнего и становится подобен мудрому в том, что обретает? Есть ли зло в даре и чем за него плачено?…

Не знаю… Некогда зрелый муж Филумен Бротолойгос, увидев сделанное, сказал, что это – хорошо. Я не осуждаю его, не осуждаю себя – того, прежнего; но за истекшую половину века червь сомнений изглодал мою душу, и не могу боле терпеть. Скажу, выплесну боль мою, и будь что будет! – если будет хоть что-то… Слушайте меня, умеющие слушать, и не говорите, что не слышали!…

Варки не способны созидать! Я в давние времена читал свитки со стихами поэтов Калорры, видел деревянные статуэтки работы лесных мастеров-Изменчивых, любовался чеканкой пряжек и гравировкой клинков Девятикратных – и это было прекрасно! Целебные мази Перевертышей, воинские танцы саларов, тонкая улыбка парадоксов Фрасимеда Мелхского – и это тоже было прекрасно! Разные, непохожие, чаще ненавидящие, чем любящие, – все мы были люди, потому что – творцы!

Но за пятьдесят лет существования Двери – а она не единственная, я знаю это! – ничего не было сотворено прошедшими через Дверь или получившими долгожданный Поцелуй! Словно Некто сглазил людей, ставших неуязвимыми, вечными, изменчивыми – и пустыми!

И отныне я, человек Филумен Бротолойгос, слагаю с себя бремя патриаршества в Ските Крайнего глотка, бывшем Ските Откровения. Я впервые называю то, что лежит за Дверью, Бездной Голодных глаз! Ибо иного слова нет у меня и не будет для Небытия, рвущегося в мир с темной завистью…

Бедные Господа, вы мертвы! Потому что мертв убивший в себе Творца, а убивший добровольно – мертв десятикратно! Человек зачинается в поту и стонах, ваш Поцелуй не чище – но вы не можете творить даже детей и приобщаете лишь тех, кто сотворен не вами и до кого вы просто сумели дотянуться…

О Отбросившие Тень, вы способны лишь пользоваться! Чужим телом, чужим знанием и чужой кровью… Горе миру, которым станете пользоваться вы, чья личность разлагается, как в гробу, в вечном мертвом теле!

Горе – ибо Бездна порождает Бездну! Это говорю я, старый мечущийся Филумен Брото…

5

…Напряженное, угрюмое молчание повисло в покоях Мауриция, и лишь эхо страшных слов опального патриарха, слов, произнесенных внезапно охрипшим голосом Марцелла, – лишь гулкое эхо еще раздавалось под бревенчатыми сводами…

Блуждающий взгляд Солли остановился на медленно остывающем теле брата Манкумы; Изменчивый вздрогнул и рванулся к двери.

– Даймон! Книга!… – отрывисто бросил он на бегу.

Повторять не пришлось. Спустя мгновение в срубе оставался лишь бледный Мауриций да вновь начавшие стонать братья.

Волком Солли добрался бы до Дверной Рощи куда быстрее, но сейчас ему и в голову не пришло сменить облик. Вихрем пронеслись они по улочкам не успевшего опомниться Скита, а за крайним срубом их незаметно нагнала Вайл с двумя оставшимися волками. И рядом в траве зашелестела длинная змеящаяся лента. Впрочем, почему змеящаяся?… Ладно, не до того…

Зу снова был с хозяином.

…Еще не успело стемнеть; но когда они подбежали ко входу в подземелье, несколько зыбких фигур преградили им дорогу. Солли только зло усмехнулся, вскидывая свой засветившийся жезл, но его опередила стальная, испещренная муравьиными письменами Знаков молния. И пущенный недрогнувшей рукой Марцелла серебряный нож вошел в грудь последнего варка.

«Здравствуй еще раз, Тидид… Здравствуй – и прощай. Теперь ты мертв. По-настоящему. Бездна обманула и тебя, обманывающий других…»

Из провала внутри векового ствола вынырнул опоздавший варк, отшатнулся от вспыхнувшего перед ним жезла Солли и, оступившись, неловко взмахнул руками, послышался страшный вопль… – морок напоролся на сук растущего рядом дерева. Оно задрожало, трепеща сизыми листьями, и призрачная плоть вокруг раны задымилась и стала распадаться на глазах.

Солли на миг повернулся к Ярроу:

– Запомни – Трепетное дерево!… В Книге этого не было…

Сигурд кивнул и нырнул вслед за Изменчивым и Марцеллом в черноту провала…

6

…Перо, скрипя, выводило на пергаменте последние завитушки, и Бездна словно подталкивала его – скорее, скорее, ты должен успеть, закончить… И не задумывался старый Пустотник, почему торопит его То, чего Нет, почему он должен спешить, – он вообще все реже задумывался в последнее время…

Он писал.

Поначалу, стоя над Бездной, он пытался запоминать и оценивать то, что нашептывало ему поджидавшее за Дверью Небытие; но едва перешагнув порог и вернувшись в зал, он немедленно забывал все. Словно с Дверью захлопывалась и некая дверь в его сознании. Иногда Даймону казалось, что Бездна смеется над ним…