Наталья Гвелесиани - Дорога цвета собаки

И сник окончательно.

– Мне кажется, ты никогда не простишь меня, – промолвил он, стушевавшись.

– Но ведь если мы вместе, значит, все в порядке, – заметил Мартин. Ветер в узде его голоса прояснился, потеплел, – только уточни, пожалуйста, – ты говоришь о прощении или о снисхождении? Простить – не значит смириться.

– О понимании, только о понимании! – пылко возразил Годар. – ты ничего не сделал, чтобы понять, почему я так поступил.

– Разберись с собой, Годар, – сухо посоветовал Мартин.

Этой фразой он потом не раз обрывал их разговоры, которые все чаще принимали характер затяжных споров. Зачинщиком в спорах выступал Годар.

"Все осталось по-прежнему. Я верю в тебя", – говорили уста Мартина, а взор его туманился, когда на лице Годара отражалось сомнение. И Годар не просто верил Мартину – он не смел ему не верить, не позволял себе не верить: ноющая рана в его груди хранила память о каждом движении раненой им птицы – душе Мартина. Он чувствовал, что каждая капля недоверия подтачивает ее силы – как бы она не крепилась и не пряталась теперь от Годара. Но не следовали, никак не следовали вера и прощение из того, что он знал об убеждениях Мартина!

Первый серьезный разговор случился на вторые сутки передвижения по Зоне дракона, когда из утренних радионовостей из Скира они узнали о роспуске нынешнего состава войска.

Никого не арестовали. Просто приказали вернуть всем воинские удостоверения – в созданный срочно Гражданский комиссариат или в один из участков полиции в любом населенном пункте. Поводом к расформированию послужило уличение нескольких офицеров в спекуляции шелком, предназначенном на казенные нужды. "Нашелся яд и для самого живучего в истории королевского войска состава – имя яду было "коррупция", – патетично константировал диктор.

Мартин, умеющий понимать подтекст Скирских властей, сказал, что король испугался, что он не хочет искушать дракона. Роспуск войска обязывает их прервать продвижение к Безымянному озеру и вернуться если не в Скир, то в ближайшую деревню. Король, вероятней всего отказал им в поддержке, иначе бы сохранил нынешний состав до конца их похода.

– Я уже бросил вызов дракону и буду действовать вопреки воле короля, – сказал Мартин категорично, как отрезал. К Годару он в этот момент повернулся полубоком и ни о чем не спрашивал. Однако Годар почувствовал, будто птица робко коснулась его груди слабым, невыверенным движением. Он встрепенулся, нежданно обнадеженный, и, кажется, помешал своей неуклюжестью возвращению…

– Я поступлю так же, хоть ты и не одобряешь мой выбор, – к первой части фразы подтолкнула Годара его Белая собака, а вторую же вложила в уста Черная, которая не отказывала себе в праве голоса даже в минуты торжества сестры. Такие фразы срывались у Годара все чаще.

Мартин, не поворачиваясь, сухо спросил:

– Какой выбор?

– Тебе не нравится, что я упрямо хочу драться, несмотря на неподготовленность, не так ли? Разве ты не отозвал бы меня в Скир на месте короля?

– Я слишком честен сам с собой, чтобы допускать околичности. Ты сделал выбор и я его уважаю, хотя и считаю поспешным. Но в твоем выборе есть доля моего участия. И я, как могу, несу за него ответственность.

– Все правильно. Это и есть признак того, что ты считаешь меня ненадежным.

– Это признак моей теплоты к тебе, Годар. Не понимаю, почему ты каждый раз решаешь вопрос о доверии ко мне снова и снова?

– Что ты! Вопрос о доверии решенный. Я как раз хорошо вижу твое великодушие. Но я хотел бы, чтобы ты увидел логичность моего пути. Тогда бы я не казался тебе безнадежным неудачником, которого следует щадить. Прости, что напоминаю, но в тот день, когда ты уехал и не оглянулся, я сделал зигзаг. Тебе мой зигзаг показался таким же противоестественным, как мне – твоя манера приближаться к другу спиной. Я очень подвел тебя. Но сделал из своей ошибки оргвыводы. Мне кажется, как ни кощунственно звучит это сейчас, после известий из Скира, эта страшная ошибка помогла мне пересмотреть свою жизнь и дала наводки на будущее. Возможно, если ты увидишь свою долю вины в той истории, – а она мизерна по сравнению с моей, – то сможешь в дальнейшем изменить кое-что к лучшему. Пойми, наконец, нельзя требовать безоглядной веры. Хотя я в тебя верю безоглядно.

– Разве я в чем-то упрекаю тебя, Годар? Разве чего-нибудь требую?

– Нет. Но ты не хочешь пересмотреть ценники, которые расставил у человеческих поступков чисто умозрительно.

– Но ведь я оплачиваю счета. Если я и требую, то, клянусь: не больше, чем с себя. Король вот решил, что чистота моего имени – цена за отказ от схватки с драконом. Он пробует шантажировать меня. Так поступают те, кто не знают моего конечного пункта.

– И каков твой конечный пункт? – спросил Годар, недобро усмехнувшись. Ибо в глубине души считал, что среди черт присущих Черной собаке Мартина, главная – чрезмерная привязанность к чистоте своего образа.

Мартин сердито бросил, покосившись на него, свою патетичную формулировку:

– Стать Человеком.

– Недурно, – заметил Годар, не скрывая сарказма. – А если этот Человек – не более как образ и подобие тебя? Неординарная личность, поднявшаяся над обществом своего времени? Разве король провинциальной Суэнии виноват, что не может разглядеть и оценить твоей высоты? Тем более, что исключительность сочетается у тебя с причудливыми поступками, когда ты не хочешь заметить, как обескураживают они идущего следом.

– Возможно, я выше других, – пылко возразил Мартин, – возможно, что у каждого – своя стартовая площадка, хоть я и думал совсем недавно, будто все мы одинаковы. Возможно, я и сейчас продолжаю думать о людях лучше, чем они того заслуживают. Но я не согласен с тем, что веры в честь, достоинство и дружбу – достояние исключительной личности. Я смог бы довести до пункта назначения любого, кто принял мой путь.

Годар стоял напротив Мартина, как вкопанный, и усмешка не покидала его лицо, хотя слова Зеленого витязя оказывали на него магическое воздействие. Их можно было повторять, как заклинания и напасти расступались, безверие и ожесточенность, огрызаясь, пятились назад – пядь за пядью. Нестерпимо занывала пустота в груди, словно прозрачное крыло встречного воздуха нечаянно сорвало запекшегося корку. Годар внимательно посмотрел в лицо Мартину – ох, если б это он, а не ветер! Но взгляд Зеленого витязя был отсутствующий…

– Суэния отвергнет тебя, как и всякое замкнутое государство, для которого самобытная личность – все равно, что раковая клетка, – сказал Годар, желая в глубине души, чтобы Мартин нашел убедительный, контрагумент. Только что Годар "защищал" короля, а теперь принялся за критику королевства. Он и сам не понимал, что с ним делается, и это в ту минуту, когда сильнее всего хотелось, чтобы Мартин протянул ему руку.