Юлия Латaынина - Сто полей

Королевна показывала гостям новые покои.

– А правда, – спросила она эконома Шавию, – что дворец государыни Касии в Небесном Городе – как восходящее солнце и изумрудная гора, как роса на лепестках лилии?

Шавия хитро прищурился.

– Спросите у королевского советника. Он-то там побывал, правда, недоволен остался.

Неревен вздрогнул. Арфарру сослали первый раз, когда он подал государю доклад о том, как строили государынин дворец. Доклад бродячим актерам понравился, а государя смутили злые люди.

– Королевский советник, – сказал другой монах-шакуник, управляющий Даттама, – не дворцом был недоволен, а самой государыней. Знаете, что он сказал? «Если женщина домогается власти, – это хуже, чем мятежник на троне. Оба должны думать не об общем благе, а об укреплении незаконной власти».

Но королевна неожиданно сухо возразила:

– Арфарра прав. Государыня Касия – говорят, простая мужичка. И ведьма. Ибо разве может мужичка обладать красотой, от которой падают города и царства?

Шавия прикусил язык.

Но за чаем со сластями собравшиеся глядели на Неревена и шептались, что королевский советник, видать, утром был у короля в опале.

– А правда, что господин Арфарра был наместником Иниссы? – спросил усатый, как креветка, граф Шеха у эконома.

Тот важно кивнул.

– А правда, что он – соученик нынешнего наследника престола, экзарха Варнарайна?

– Вот именно, – значительно сказал эконом Шавия, – император его сослал, наследник его прогнал, – а король его в почете держит.

«Ах ты, тыква с требухой, и глаза твои скользкие, как тыквенные семечки, и душа такая же!» – мысленно воскликнул Неревен.

– Нет, – сказала одна из девушек, – он все-таки большой чародей. А какие хоромы построил!

– Если бы он был чародей, – сказал эконом, – он бы дворец за ночь выстроил. А если б он был верноподданный – так знал бы, что это честь для подданных – отдавать свой труд государю бесплатно! А он? Разве он дворец построил? Он предоставил цехам возможность заработать так, как они двести лет не зарабатывали!

Неревен вздохнул про себя. Шавия был, конечно, прав. Бывшей управе не сравниться с государевым домом. Государев дом – город как дворец, и дворец как мир: нефритовые улицы, мраморные переулки. И откуда быть в мире благоденствию, если государь хвор или дворец запущен? А государыня Касия? Ведь и вправду простая крестьянка.

Неревен вздохнул.

Четыре года назад вышел указ представлять в столицу наложниц. Сестра Неревена была первой красавицей в деревне, – тут же вбила себе невесть что в голову, выпросила у тетки зеркало, стала растираться имбирем. Родители переполошились и готовы были ее хоть за горшок просватать.

Через год Неревен явился в столицу провинции сдавать экзамены. Сочинение его было лучшим, а имени в списках не оказалось. Неревен не вернулся в деревню, поселился в Нижнем Городе. Обратился к гадальщику. Явился бесенок, объяснил: начальнику области донесли об утайке красавицы, вот Неревена и засыпали. «Я, – сказал бесенок, – мелкая сошка в Небесной Управе, связей у меня нет, однако, чем могу, поспособствую.»

Через месяц Неревена разыскал молодой чиновник. Мальчишка из их же деревни, на восемь лет старше Неревена, а уже любимый секретарь экзарха. Сказал ему: «Теперь тебе все равно экзаменов не сдать. Ступай послушником в храм Шакуника, жалуйся, что обижен властями. Вышивать, – спросил, – еще не разучился?»

А Шавия рассуждал громко:

– У Арфарры каждое слово – оборотень, как фигурка в «ста полях». И слова вроде бы правильные, как в докладе, а толкования – возмутительные. Вот и сегодня – сказал: «государева воля – закон», а потом перевернул все с ног на голову: «Стало быть, государь не вправе желать ничего незаконного». Или, например, поощряет торговлю и пишет: «Надо укреплять корни и обрывать пустоцвет. В ремесле корни – производство полезного, а пустоцвет – роскошные безделушки; в торговле корни – обмен повседневным, а пустоцвет – сбыт редкостных вещиц». Какой, однако, может быть «корень» в торговле, когда по древним толкованиям она-то и есть самый главный пустоцвет!

Неревену почудилось – что-то мелькнуло за стеклом. Он оторвался от вышивки, стал исподтишка всматриваться, но в темноте не разглядишь.

А Шавия уже в лицах изображал, как наместника Иниссы в ответ на его доклад вызвали в Небесный Город:

«Государыне Касии нездоровилось, – рассказывал эконом, – и она лежала под пологом, а государь сидел у ее ног. Тут ввели Арфарру. Секретарь стал читать доклад. Он дошел до строк: «Под предлогом строительства дворца врывались в дома и забирали все, что понравится, а люди не смели жаловаться». «Что же, господин наместник, – спросила государыня, – вы имели в виду? Разве дома и земля не принадлежат государю? Разве можно ограбить свой собственный дом? И почему, спрашивается, эти люди не жаловались? Да потому, что чиновники не к простому народу приходили, а к тем, у кого было имущества сверх необходимого, кто его нажил насилием и воровством.» Наместник поклонился и сказал: «Чиновники действовали по закону, но взятое они не отдавали в казну, а брали себе. В этом смысле я и писал о беззаконии.» Но император лишь молвил: «Недостойно лгать государю! Если б вы имели в виду именно это, чернь не растащила бы ваш доклад на подзаборные стишки!»

Неревен смотрел на чужеземца. Тот слушал, светлея глазами. Королевна хмурилась. «Ах ты, тыква с требухой! – подумал Неревен. – Учитель писал доклад по указу Харсомы, наследника престола, экзарха Варнарайна. Экзарх и государыня Касия не ладили между собой. А тыква норовила намекнуть, будто учитель на само государство покушался!»

– Тут государыня сказала…

– Да неважно, что она сказала, – перебила с досадой Айлиль. – Расскажите, как она была одета.

Принесли чай со сластями, стали играть в резные квадраты и «сто полей». Вскоре все зашептались, что чужеземец играет отменно.

– Где вы научились? – спросил Неревен.

– У нас есть похожая игра, – отвечал Ванвейлен.

Неревен смотрел, как ловко выстроил чужеземец Сад, а потом Дворец, и думал: если есть «сто полей», то и Зала Ста Полей должна быть. А откуда ей быть, если, как говорит учитель, город их еще совсем молоденький, с народовластием вроде кадумского?

Ох, напрасно чужеземец смеялся над Парчовым Старцем! Это глупый судья разгадывает преступление после того, как оно произойдет, а умный разгадывает наперед. А почему? Потому что в мире нет случайного и непроисходившего тоже нет. И отсюда следует: чужеземцы явились не случайно, а по воле Бужвы, и недаром корабль их – как корабли мертвых. Не случайно – значит, к Весеннему Совету. И надо обязательно понять, что они значат. Не поймешь, что они значат – не поймешь, кого убьют на Весеннем Совете. Не поймешь, кого убьют на Весеннем Совете – может статься, убьют тебя.