Татьяна Умнова - Вампиры замка Карди

Но еще не поздно спасти Конрада!

Пока он жив, пока не заражен — не поздно!

Но как это сделать? Как?!

Глава восьмая

Когда Конрад пришел в себя в первый раз, он был так слаб, что голова у него кружилась, даже когда он лежал. Невозможно было открыть глаза и сосредоточить на чем-то взгляд: сразу казалось, будто все предметы вокруг кружатся, потом к горлу подступала тошнота, и Конрад опять отключался… Наконец, однажды он смог оглядеться по сторонам и не потерять сознание от такого чрезмерного напряжения. Он увидел белую больничную палату. Как он здесь оказался? Почему? Он ничего не мог вспомнить. Он подрался? Его ударили по голове? Откуда такая слабость? Конрад едва голову мог повернуть, чтобы рассмотреть тумбочку, уставленную лекарствами, и белую ширму возле его кровати, и стойку с укрепленным на ней стеклянным сосудом, наполовину заполненным кровью. А от сосуда резиновая трубка шла вниз, к его руке. Ему переливали кровь.

Кровь…

Вот тут Конрад вспомнил. Все. Рихарда фон Амсберга. Прекрасную вампиршу Анну. Их бой. Смерть Густава Лабе. И страшное предательство Рихарда.

Конрад ведь верил ему! Верил своему вампиру! Верил, что Рихард подарит ему вечную жизнь! Ведь Конрад помог ему справиться с Анной, согласился играть роль приманки, открыл окно… Конрад рисковал жизнью ради расположения своего вампира! Ради того, чтобы вампир подарил ему бессмертие!

Ну, что ему стоило?.. Почему, почему он так поступил?..

Если бы у Конрада были силы, он бы заорал от ярости и обиды. Он бы расколотил сосуд с кровью, сломал ширму, тумбочку, кровать, он бы крушил все вокруг, он бы убил кого-нибудь. Но сил хватило только на стон.

Из-за ширмы тут же появилась медсестра. Видимо, там у нее был постоянный пост. А значит, Конрад в паршивом состоянии. Только у тяжелых больных в палатах дежурят медсестры. Она была не молодая, некрасивая и очень суровая на вид, но когда она склонилась к Конраду, юноша увидел в ее глазах тревогу. И ощутил какую-то нелепую, детскую, злобную радость: раз за него так волнуются, быть может, он умирает? Это было бы хорошо — умереть. Раз и навсегда ото всех и ото всего избавиться. И от дядюшек, и от приставучей Магды, и от нелепой своей любви к Лизелотте, которая коварно его бросила, а главное — от своих глупых фантазий о вампирах. Бессмертные не захотели взять его к себе… Ну, так значит — надо умереть. Тем более, что у него перед глазами все плыло и неудержимо клонило в сон. Из последних сил он поднял руку и ощупал шею. На шее была повязка… Конрад провалился в сон, как в обморок.

Снова проснулся он от боли: та же медсестра делала ему укол в руку, причем по ощущениям — в шприце была кислота. Увидев, что Конрад открыл глаза, она беззвучно вышла, а вскоре возле его постели появились сразу два врача. Ему щупали пульс, слушали сердце и легкие, слегка постукивали по суставам, а один врач оттянул наверх веко — и Конрад сам открыл глаза, сердито посмотрев на врачей.

Врачи были смешные. Один длинный и худой, другой маленький и очень толстый.

— Господин Лиммер, вы меня слышите? Господин Лиммер, вы можете говорить? — затараторил толстый. — Если не можете, но слышите и понимаете меня, то моргните: один раз — нет, два раза — да.

— Да. Я вас слышу и понимаю, — просипел Конрад.

— Замечательно! Чудесно! Мы боялись, что потеряем вас! Ваши дяди очень, очень переживали. И полиция тоже хочет с вами побеседовать. Но наверное, вы еще не в силах беседовать с полицией? А с дядями?

— Я могу.

Говорить было больно. И глотать было больно. И вообще Конрад чувствовал себя так, словно он перенес тяжелейший грипп. А боль в шее — такая сильная, словно ему перерезали горло, а потом зашили. Неужели всем жертвам вампиров так больно?

Однако чем быстрее он поговорит с полицией, тем лучше.

Он уже придумал, что им скажет.

Следователь, представившийся герром Зиглером, пожилой мужчина с серьезным лицом и сострадательным взглядом, неловко примостился на табуретке возле кровати.

И Конрад — с трудом, хрипя и давясь словами, — поведал историю, которая самому ему показалась вполне логичной. А главное — она была правдой примерно наполовину. Ведь еще министр пропаганды Геббельс говорил, что идеальная ложь — это та, в которой присутствует часть правды!

Конрад чистосердечно сообщил герру Зиглеру о том, как он с однокурсником отправился в ресторан. Как его приятель Эберхарт фон Грюненхофф, прибежал в подвал, где сидел Конрад, и рассказал ему о женщине необыкновенной красоты, которую пытается очаровать давний соперник Конрада, Бертольд фон Шаумбург. Как Конрад решил похитить внимание прекрасной незнакомки у Бертольда, но сам полностью попал под ее чары. Незнакомку сопровождал Густав Лабе — конечно, Конрад его узнал, нет, Густав ничего не говорил и, кажется, не проявлял признаков ревности… Незнакомка, представившаяся Гретхен, предложила Конраду поехать к ним в гости. Она намекала на возможность интимной близости. Да, Конрад ей поверил, он же знает — встречаются такие раскрепощенные женщины, а эта явно не была проституткой, к тому же она была красива, невероятно красива… Лабе сел за руль. В машине Гретхен предложила Конраду выпить. Из серебряной фляжки, которую протянул им Лабе. Конрад выпил — во фляге было что-то горькое и крепкое — и у него начала кружиться голова. Он решил, что это — из-за того, что крепкий напиток неудачно смешался с ранее выпитым пивом. Он ослабел от головокружения настолько, что Лабе и Гретхен с трудом выгрузили его из машины. Смущаясь, Конрад признался следователю, что беспокоился — как бы из-за опьянения не утратить свою мужскую силу, как бы не разочаровать красавицу Гретхен… Поэтому он не особо обращал внимание на обстановку: отсутствие слуг — это ладно, но в комнате было еще что-то странное, жуткое… А что — Конрад точно не помнит.

Конрад предполагал, что полиция нашла труп Лабе и останки Гретхен, но не был ни в чем уверен. И, если убийство Лабе придется взять на себя — Лабе убит его ножом! — но присутствие в спальне женского скелета подпадает сугубо под описание «чего-то странного и жуткого».

К сожалению, следователь не помог Конраду подробностями, он просто сосредоточенно слушал.

И Конрад продолжил историю дальше — с более частыми перерывами, потому что теперь он вступал на опасную почву абсолютной лжи… Впрочем, горло у него действительно болело все сильнее.

Они пришли в спальню, Конрад был совсем одурманен. Они с Гретхен легли на постель, она начала его целовать. Лабе куда-то ушел, кажется, поставить машину… Потом Гретхен вышла — сказала, что за шампанским. Конрад встал и открыл окно. От свежего воздуха ему полегчало. Голова меньше кружилась, в ушах не шумело, и он услышал за дверью разговор Гретхен и Лабе, из которого понял, что ему что-то подмешали в напиток, который он пил в машине, но подействовало не так сильно, как они ожидали, и поэтому добавочную дозу ему дадут в шампанском. Конрад понял, что его сюда пригласили вовсе не для сексуальных утех. И, хотя он до сих пор не догадывается, что же от него было нужно этим двоим, он сразу же предположил, что ничем хорошим эта вечеринка для него не закончится. Конрад хотел выпрыгнуть из окна, но там было слишком высоко. Тут вошли Лабе и Гретхен. У Гретхен в руках была бутылка шампанского. Но Конрад, видимо, выдал себя испуганным видом или как-то еще… Потому что Лабе выхватил револьвер и начал в него стрелять. У Конрада был с собой нож. Дядя Август его научил хорошо метать нож в цель. Он метнул в Лабе. Попал в живот. А потом… Потом ему, кажется, стало плохо. По крайней мере, он ничего не помнит.