Владимир Аренев - Круги на Земле

Ну, с попытками Журского спровадить отсюда Игоря ясно; хотя поначалу и купился на этот крючок, теперь уж сомнений нет: Юрий Николаевич попросту решил разыграть мини-спектакль. К чести Игоря, он относительно быстро догадался, в чем дело.

И тем самым пришел к следующему, довольно неприятному вопросу: «зачем?».

Он знает Журского не первый год, это человек, которому не свойственно устраивать дурацкие розыгрыши или манипулировать другими людьми… правда, всегда существует возможность возникновения ситуации, в которой все способно перемениться; некие чрезвычайные условия и т.п. Но — что ж это за условия такие?!

«Выводы, дзелай выводы», — пожурил он самого себя, продолжая всматриваться в доски потолка.

А выводы, в общем-то, просты и безыскусны. Во-первых, то, что должно произойти (или, Журский думает, что должно произойти) — это «нечто» достаточно предсказуемо в своем появлении, не так ли? И значит, либо Журскому (да и не ему одному, похоже, здесь полдеревни знает о грядущем) — так вот, либо Журскому известны «приметы», предвещяющие приход «нечто», либо… ну да, либо его убедили в том, что грядущее грядет. Заумь и словесные выверты, но в общем — где-то так.

Теперь — что это может быть? Стихийное бедствие? На время которого следовало бы удалить из деревни Остаповича? И? Лесной пожар? Наводнение? Землетрясение? Кислотный, черт побери, дождь?!

Ерунда! Если исходить из того, что здесь нечто подобное уже происходило (а иначе откуда жители деревни знают о «его» приближении?), это было бы видно. Лесной пожар и наводнение отпадают… хотя последнее… ну, все равно, маловероятно. Землетрясение? Смешно! О кислотном дожде не будем и вспоминать.

Так, стихийные бедствия отпадают. За вычетом, пожалуй, возможной миграции бродячих африканских муравьев… ха-ха, очень смешно. Проехали.

«Человеческий фактор»? Деревня скрытых людоедов, оборотней или лунатиков? Эпидемия, к которой у всех местных жителей есть иммунитет, врожденный? Разборки двух местных «блатных» группировок?.. Что наконец?!

И почему так необходимо удалить отсюда журналиста хоть и столичной, но, по большому счету, «желтой» газетенки? Чтоб лишнего не разнюхал, не разболтал? Да кому вы здесь нужны?! Разве что, если в полнолуние, собравшись на главной площади (у вас вообще главная площадь в селе имеется?!), будете сжигать портреты Президента да антиправительственные частушки распевать!.. А так — да кому вы сдались, елки-моталки!

И кому нужен он, Игорь Всеволодович Остапович, чтобы трижды (трижды!) запугивать его и отваживать от этой деревни? Разве что какой-нибудь врач-подонок с толстым кошельком опыты ставит, проверяет психику журналистскую на выносливость…

Ох, ну и бред!..

А чего это, кстати, так тихо стало в комнате? Вроде раньше если не храпели, так хоть дышали, а теперь…

Игорь осторожно приподнялся на локте.

Его кровать находилась за шкафом и секретером, поставленными посреди комнаты и разделявшими ее на две части. В большей спали Юрий Николаевич и племянник, в меньшей — кроме Остаповича, хозяева. Лежал Игорь в самом углу, так что видеть перед собой мог окошко, а за ним — часть цветника.

Теперь Остапович поспешно обернулся — но во тьме ничего не разглядел. Только когда поворачивался, показалось, будто за оконом кто-то шевельнулся.

Игорь взглянул туда — нет, никого. Наверное, ветер колыхнул стебли высоких цветов, похожих на подсолнухи — вот и почудилось.

Но почему в комнате так тихо?

Спустив ноги с кровати, он впотьмах нашаривал тапочки — и внезапно почувствовал чужие взгляды.

Повернулся, медленно, стараясь не делать резких движений.

Все семейство Журских, даже пацан, стояли, перегородив узкий проход между кроватями и стенкой шкафа.

— Што гэта… — начал было Игорь.

Осекся.

Они улыбались, и теперь, в лунном свете, пробившемся сквозь сплетение подсолнухоподобных цветов и занавески, стали видны острые клыки, заостренные уши и вдавленные носы.

Старуха потянулась к Игорю рукой — и тот в паническом ужасе отшатнулся, понимая, что никуда, в общем-то, от нее не денется, от этой поросшей шерстью, когтистой лапы!

…Проснулся он от крика.

Чужого крика.

Юрия Николаевича разбудила настоятельная необходимость прогуляться — в сторону деревянной кабинки, что в саду. Полусонный, он накинул на плечи рубашку и побрел в нужном направлении.

Уже возвращаясь, Журский отметил некую странность, но в чем дело, еще не понял. Догадался лишь когда разувался в «печной» комнате, под вешалкой, где обычно оставляли обувь, прежде чем войти в комнату «спальную».

Максовых кроссовок не было.

Одного взгляда на кровать племянника хватило, чтобы подозрения превратились в уверенность: мальчишка-таки успел проснуться раньше остальных и уже куда-то сбежал.

— Черт!

На крик из-за перегородки выбежал Остапович, дико вращая глазами.

Юрий Николаевич рассказывал о случившемся, одеваясь и мысленно проклиная самого себя за безответственность.

— Чаго, цикава, ты хвалюешся? — удивился (или сделал вид, что удивился) журналист. — Ну пайшоу хлапчына пагуляць. Дык не у леси ж жывем, ваукоу няма. Чаго хвалявацца?

Пришлось смолчать.

Но минутой позже Журский вспомнил о «странности», не дававшей ему покоя, и разразился громкой тирадой неприличностей.

И вместо того, чтобы объяснять другу суть происходящего, поволок его во двор.

После ночного дождя следы в грязи рядом с умывальником были очень хорошо видны.

— Видишь вот эти отпечатки? Явно кто-то чужой.

— Ты што ж, усе адбитки абутку, яки у доме есць, знаеш? — Остапович был само воплощение сарказма.

— Нет, но… А-а, ладно. Какая, в общем, разница? Ясно, что хлопец куда-то смотался. Может, мама его видела?

И они отправились на огород искать Настасью Петровну.

А Рябый, удивленно наблюдавший за людьми, вернулся наконец к себе в будку, чтобы доесть сушку.

— Ты чаго сення якийсь прышыблены?

— Сон дурацкий приснился, — Макс вздохнул и покрепче ухватился за велосипед (ему выпало ехать на багажнике). — Зато проснулся вовремя. То есть, раньше дяди с корреспондентом.

— Я-асна… А мне сны амаль не сняцца.

— Это тебе так кажется. Наверное, просто не запоминаешь.

Дениска спорить не стал.

— Можа быць. Але мне часто сницца жыцце.

— Это как? — растерялся Макс.

— А так. У снах жа бувае такоя, чаго на самам дзеле быць ня можа. А я бачу тое, што быць можа… магло б, кали гэта здарылася — там, дзе я гэта бачу…

— Ну ты наговорил. Ничего не понимаю.

— Я тоже, — вздохнул Дениска. — Давай лепей паспяшым, а то скора бабка или твае родзичы пачнуць нас шукаць. Дык каб меней их хваляваць…