Кирилл Клеванский - Чернокнижник. Черная Месса

Вместо глаз — выжженные провалы. Вместо густой копны волос — тонкие струйки, спускавшиеся на обтянутые кожей плечи. Остальные были вырваны или тоже сожжены. На правой руке почти отсутствовали пальцы, а где они были — там не оказалось ногтей. На левой — изогнуты под невероятными, тошнотворными углами.

На ноги Алекс старался не смотреть. Такого даже его, закаленная Черной Мессой психика могла не выдержать.

— Пойдем, — на плечо легла тяжелая, но гладкая ладонь. Без мозолей и морщин. — Ты ей ничем не поможешь. Здесь никому не поможешь.

— Открой мне проход, — неожиданно сам для себя произнес Алекс.

— Зачем?

— Открой! Мне! Чертов! Проход!

Некто вздохнул и по воздуху вновь прошла рябь. Стеклянная стена никуда не делась, но Алекс прошел сквозь неё не почувствовал ровным счетом ничего.

Он опустился рядом со шконкой.

Тело, некогда бывшее девочкой лет двенадцати, забилось в испуге. Из последних сил оно старалось отодвинуться от "палача". Беззубый рот, отрезанные губы и оторванный язык. Она даже мычать толком не могла.

Алекса не вырвало только потому, что он, наверное, в данный момент седел. Его иссиня — черные волосы обзаводились седыми прядями.

— Черт, мальчик, я тебя предупреждал! Нам надо уходить — мы здесь ничего не сделаем.

— Заклинание, — сказал Алекс, сглатывая колючий ком в горле.

— Чего?

— Дай мне исцеляющее заклинание!

— У тебя нет времени рисовать сигил, — возразил Некто.

— Я произнесу так! — рявкнул Дум, не заботясь о конспирации. — Дай мне заклинание.

— Послушай меня…

— Заклинание! — рычал Алекс.

Тени на стенах начали оживать. Тьма сгущалась, обретая формы и очертания. Дум не видел, но сотни рук потянулись из приоткрывшей глаза бездны. Повеяло холодом. Скрипели древние камни и заключенные в камере задрожали от ужаса.

— Проклятая Месса, — прошипел Некто. — Повторяй за мной Aloedna shir mah’ard As’saa’a.

— Aloedna shir mah’ard As’saa’a, — повторил Алекс и…

И… ничего не произошло. Дум даже не ощутил, чтобы потратилось хоть немного его воли. Тогда он повторил еще раз. А потом еще. И еще. И еще раз. И снова повторил. Повторял до тех пор, пока Некто не залепил ему пощечину.

— Ты не маг, мальчик! — и исчезли живые тени, пропали образы мрака, успокоились заключенные в камерах.

И это оглушало. Это комкало и рвало, но это было именно то, что все это время подозревал Думский. Ему никогда не везло в жизни, так почему было должно повезти так сильно, чтобы он стал магом?

— Вернее, не совсем маг, — поправился невидимка. — Ты обладаешь всеми способностями магов, но твой выбор, твоя Воля всегда будет ограничена Черной Мессой. Тысячью её чернейших заклинаний. Не меньше, но и не больше.

Алекс сглотнул еще раз.

— Тогда кто я теперь, черт побери? Не человек, не демон, не ангел, не маг и даже не чертов лепрекон!

Девочка наверное хотела что‑то сказать. Наверное в её воображении по её некогда красивому лицу текли слезы. Но все, что она могла, слепо тянуться к Думу, молча прося его бежать.

— Уж точно не спаситель и не помощник, — голос убийцы звучал как приговор небес. — Черная магия не способна никому помочь и никого спасти. Смерть уже рядом с ней. Она умрет завтра на рассвете.

Алекс смотрел на эти трясущиеся, немощные руки. Что‑то в этот момент треснуло в нем. Еще не сломалось, но уже надломилось.

Он поднял ладонь, грязь с пола начертил на лбу несчастной небольшой знак и произнес короткое:

— Hulm, — что на фарси означало "сон".

И леди погрузилась в глубокий, черно — магический, дурманящий сон. Он будет вытягивать из неё силы, пока та не умрет. Но все это время маленькая ведьма будет видеть самые замечательные и прекрасные сны. Черное проклятье медленной смерти в нирване — единственное, что мог сделать Алекс.

— Идем.

Дум поднялся и они пошли дальше. До самой лестницы они не встретили ни одного фанатика. Прикрытием пыточной и тюрьмы в одном флаконе служил, как ни странно, книжный магазин поддержанных книг. Оказавшись в подсобке, Алекс бездумно следовал за Убийцей.

Вот они миновали маленький проем, скрытый за высокими и пыльными стеллажами. Вот вышли в пустой, читальный зал. Убийца взмахнул рукой и единственный фанатик, стоявший за прилавком, взмыл в воздух, схватившись рукой с сдавливаемое, покрасневшее горло. Совсем как в известной космо — опере от не менее известного режиссера.

Некто прицелился.

— Дай, — Алекс протянул руку.

Тишина. Секунда безмолвия и ЮСП перекочевал в ладонь Думу. Рукоять была чуть теплой. Её уже успели нагреть до него.

Думский посмотрел в глаза фанатику. Там был страх. Такой же, как и любого иного живого существа, знающего, что смерть уже занесла косу над его нитью жизни. Алекс поднял мушку на уровень лба Искариота.

Где‑то на переферии он слышал смех Балтаила. Адский смех. Но того заглушала барабанная дробь марширующего сердца. Алекс уже ничего не замечал, кроме лба человека, охранявшего изувеченных людей. И не слышал ничего, кроме стука своего сердца.

Выстрел.

Потом еще, уже в упавшее тело.

Еще.

И еще.

И так пока боек не бил в холостую, а вместо выстрела не раздавалось механическое щелканье. Алекс стоял над телом фанатика и вжимал дугу спускового крючка.

— Щелк — щелк, — был ему ответ. — Щелк — щелк, — так отпевали нечто, что сломалось в душе юноше. Сломалось, не выдержав пытки своей и чужой.

— Хватит, — Некто забрал пистолет и тот исчез.

Алекс еще некоторое время не мог справиться с собственной рукой, продолжавшей спускать эфемерный крючок.

— Она была ведьмой.

Дум кивнул.

— У неё не было Духа, а значит она уже давно не служит Хартии и её внешний вид — лишь обманка.

Дум снова кивнул.

— Я знаю, на что способны ведьмы. Черт, то что она делала со своими жертвами — хуже в сотни раз.

Алекс снова кивнул.

— Я не за неё. Я за себя, — Алекс говорил это в пустоту. Не для своего освободителя, а для кого‑то или чего‑то другого. — Они убили меня. Они добили Александра Думского.

Теперь уже Алекс Дум, не оглядываясь, перешагнул через труп и вышел на оживленную Стагг Стрит. Оказывается, они все это время были под Бродвеем… Да уж — в символичности не откажешь.

Алекс немного удивился, когда обнаружил украденный им байк в том же месте, где он оставил его прошлой ночью. Если задуматься, то чокнуться можно. С тех событий прошла всего одна ночь. А казалось, будто бы не меньше года. Учитывая новый стиль Дума, и менно седину в его волосах, так можно и вовсе подумать, что не меньше десятилетия.