Виктор Ночкин - Собиратель зла

— Да он людей на смерть возил, вот черное сердце!

— Негодяй!

— Да он сам не лучше волка!

— Теперь в Раамперле никто с тобой дела иметь не будет, людоед!

Бездельники, подогретые дармовой выпивкой, распалялись все сильней, они заходились от собственной безнаказанности и пылали праведным гневом.

— Да если мы только узнаем, кто у тебя, волчьего приятеля, товар берет, да мы такого из города враз вышибем! Не нужно нам людоедов и их дружков! Прогоним из города! По миру пустим!

Теперь забеспокоились и купцы, явившиеся глядеть на рабов с севера. Последние выкрики касались их… Самый трусливый поспешил отойти в сторону, за ним другой… Остальные глядели кто под ноги, кто на реку — будто происходящее на причале их не касалось.

Ойрик выступил перед буянами и помахал тростью. Стало тише.

— Добрые мои друзья, — проникновенно молвил старик, смахивая несуществующую слезинку, — как я рад, что в Раамперле такой народ. Что б я без вас? Куда бы мне? Эх… Нынче же выпьем за ваши добрые сердца! Теперь, немедля! Эй, Пегий!

Бородатый налетчик, которого теперь звали Пегим, подбежал с кувшином. Толпа Ойриковых подпевал одобрительно загудела. Бывший разбойник раздал кружки и стал наливать.

Шкипер глядел на спектакль и по-прежнему ничего не понимал. На всякий случай он велел своим людям глядеть в оба и не спускать сходней, а сам укрылся в каюте. Работорговцы, видя, что нынче товар им не предложат, стали расходиться…

— Пегий, веди моих дорогих гостей к нам, я вскоре буду… Мне тут нужно кое-куда… ох, дела, дела… да вы не ждите, угощайтесь, Пегий вам и подаст, и прислужит…

Когда пристань опустела, старик встал у борта барки и стукнул тростью. Потом еще — громче, требовательней. Из каюты показался северянин. Он нервно теребил усы.

— Видишь, почтенный, какое дело, — объявил Ойрик, — Грод твой волком оказался. Слыхал о нашем оборотне? Вот так-то. И тебе здесь торговать не дадут, потому что ты с волком дела иметь желаешь, и более ни с кем. Никто твой товар теперь не купит и взглянуть не придет. Только я. Понял? Или вези груз обратно, или со мной говори. Но уж в цене изволь подвинуться.

— А что ты за человек такой?

— А я тот самый человек, который тебя выручит. Мой дружок, герой и великий воин, волка прикончил, меня из зубов зверя едва живого вырвал. Теперь я владею Гродовым имуществом. Я вместо него. Со мной станешь торговать, я весь товар возьму.

— А если я откажусь?

— Твой выбор, — кротко согласился Ойрик. — Тогда мне эту ораву и завтра поить придется, сколько монет на них потрачу — на столько меньше ты получишь. Я куплю рабов, насколько хватит серебра… а больше ты никому здесь ни одного человечка не всучишь, уж поверь старику.

Шкипер думал, косился на нахального собеседника, терзал усы, но Ойрик уже видел — северянин согласится. Он умный, он поймет. И согласится. Бывший невольник задумал выжить конкурентов и взять в свои руки торговлю рабами в Раамперле и окрестностях. Деньги для начала были — Ойрик отыскал тайник Грода, там было много всякой ерунды, вроде рейкеров, отчеканенных до Повелителя, и каких-то дешевых безделушек. Волк плохо разбирался в стоимости монет, откладывал все подряд… но для начала хватит. Ойрик полагал, что недостаток средств возместит за счет оборотистости. Пока что получалось. И он спокойно ждал, пока северянин осознает, что у него нет иного выхода, кроме как сговориться с единственным покупателем.

В тот миг, когда шкипер кивнул: «Ладно, Тьма тебя возьми, будь по-твоему!» — Ленлин начал петь.

Корди тяжело вздохнул…

8

— Корди!.. Корди, ты заснул, что ли?

— Что?

— Ты спишь на ходу!

— Нет, просто ты читал свои стихи, я не хотел мешать.

Блондин надул губы.

— Если тебе не нравится поэзия, так и скажи!.. Слушай, я чего хотел спросить — может, завернем в одно из этих сел, пообедаем…

— Ты сочинил песню, поэтому хочешь ее немедленно спеть. Люди станут уговаривать тебя спеть еще, потом снова, потом остаться на ночь, и мы никуда не попадем.

— Вот еще, ничего я не хочу петь.

— А я не хочу есть.

— Но все-таки когда-то обедать надо…

Корди подумал, что блондин прав, рано или поздно придется сделать остановку и поесть. Вообще-то, если бы Ленлин поменьше говорил, был бы вполне сносным спутником. И ходоком он оказался отменным, ни разу не отстал, не стер ног, не пожаловался — а ведь странствовал пешком. Хотя Корди привык подолгу оставаться в одиночестве, теперь начал привязываться к балаболке Ленлину.

— Пообедаем, — пообещал юноша. — Потерпи.

— Да я ничего… а долго еще?

— Ну… — Корди не знал, как ответить. Ему-то все было понятно без слов. — Ну, дневной переход. Мы же говорили.

— Ну что, дневной… Ага! — Ленлин и думал тоже вслух. — Между постоялыми дворами — дневной переход, это я понял. Значит… мы будем идти целый день…

— Нет.

— Как нет?

— Мы движемся намного быстрей каравана.

— А-а… значит, не целый день шагать. Корди, ты мог бы говорить немного больше, слишком уж коротко ты изъясняешься.

— Хоть кто-то должен коротко.

Ленлин недоуменно поглядел на воина, потом сообразил и захохотал. Отсмеявшись, напомнил:

— Я все-таки поэт. Мне нужно говорить, как тебе дышать. Давай поговорим о чем-нибудь, а?

— Говори.

— Так неинтересно, если говорить буду только я.

Корди хотел ответить, что до сих пор им это неплохо удавалось, но не успел выговорить, как Ленлин снова принялся болтать:

— Вот, к примеру, скажи, как ты думаешь пробраться в Красный Замок? И почему тебе не нравится моя идея переодеться купцами?

— У нас нет фургона.

— Ничего, у нас есть твоя лошадь. Мы навьючим на нее… что? Ты чего так вздыхаешь?

— Одиночки здесь не торгуют, это пограничье. Купцы собираются караванами, с ними всегда вооруженная охрана.

— Ты воин, ты наша охрана.

— Нет, не годится. Я на днях видел на этой дороге караван, большой, при нем были солдаты. — Корди немного подумал и уточнил: — Дюжина. Им никто не удивлялся. Значит, так здесь обычно бывает.

— Ну, хорошо, — Ленлин сделал вид, что задумался. — А что они везли?

— Девушек.

— О, здорово!

— Рабынь, в цепях. Одна пыталась сбежать, ее вернули. Я видел.

— Здорово!.. — Ленлин не дослушал, ему грезились девушки, целый караван девушек! — Постой-ка, а почему девушек? Целый обоз девушек?

— Ну да. Так что ты не сможешь сойти за купца.

— А?..

— Не спрашивай. Лучше сочиняй стихи.

Ленлин с готовностью принялся декламировать вирши об алых щечках и сочных губках. Это он уже напевал дочке трактирщика, стихи были старые, из тех, что сам поэт назвал «ненастоящими». Зато куплетов было много — хватило до тех пор, пока не показалась деревня.