Ирина Лакина - Арабские сны

Наверное, мы провели в дороге что-то около шести часов, потому что я успела порядком проголодаться и даже вздремнуть.

Наконец карета остановилась, и вместе с ней замерло мое сердце. Что там снаружи? Первиз-бей и целое войско? Или он один и десяток повозок с золотом? Или никого? Мне не терпелось выйти из этой деревянной клетки на воздух. Внутри находиться было невыносимо. Тело и душу терзали не только духота и жара, но и неизвестность.

К моему счастью, дверца открылась, и в проеме показалась замотанная в черную ткань голова бандита. Открытыми оставались только сияющие опасным блеском темные кофейные глаза.

— Выходите. Назначенный срок подходит.

Я оказалась права насчет времени, проведенного в дороге. Солнце стояло в самом зените. Его теплые стрелы плавили воздух и накаляли песок. Мне сразу вспомнился тот день, когда я попала в гарем. В прошлый раз моя голова не справилась с жарой, и я потеряла сознание. Перспектива повторить тот опыт мне совсем не нравилась. Но еще больше мне не нравилось, что мой возлюбленный, тяжело раненный и без сознания, жарится на целом ворохе соломы, которая может вспыхнуть в любой момент.

— Накройте повозку тканью! — крикнула я. — Если загорится солома и погибнет повелитель, ваша участь предрешена!

Несколько десятков вооруженных головорезов разом обернулись на мой голос.

— Ахмет-бей, усмири хатун! — крикнул главный, и к нам тут же подлетел один из его подельников.

— Закрой рот, хатун! — он угрожающе занес надо мной руку. — А то по возвращении во дворец не досчитаешься нескольких зубов!

Я хотела было ответить этому мудаку что-то умное, вроде «у меня они хотя бы есть, в отличие от тебя, шепелявая задница», но в этот момент над моей головой раздался противный птичий крик. Я подняла глаза вверх и увидела черного ворона таких размеров, что от удивления открыла рот.

Он парил над нами, словно стервятник, — кружил, широко расправив крылья и издавая омерзительные звуки.

В моей памяти всплыла легенда о портале, черном вороне и далеком предке Первиз-бэя, рассказанная Леркой. Сердце в груди замерло в ожидании чего-то невообразимого.

Ворон тем временем резко снизил высоту и пролетел над нашими головами, задев своим огромным крылом макушку Замфиры. Девушка взвизгнула, схватилась за мою руку и упала от страха в обморок.

Я склонилась над ней, не замечая начавшейся вдруг суеты вокруг нас. Разбойники размахивали мечами, пускали в небо десятки стрел и зычно улюлюкали, пытаясь прогнать птицу, но ворон невозмутимо продолжал кружить над нами.

На горизонте показался всадник. Я сразу узнала красный тюрбан кападжи. Позади него шел караван повозок с мешками, наполненными золотыми монетами.

«Все-таки отдадут золото», — подумала я, всматриваясь в даль.

Караван тем временем медленно приближался к месту нашего привала. Когда между нами и повозками оставалось не более сотни метров, глава шахской охраны остановился.

— Мурад-бей! — гаркнул Первиз, не слезая с коня. — Я привез золото! Как видишь, я один! Со мной только лошади!

— Ты поступил правильно, кападжи! Жизнь падишаха дороже монет! — со смешком ответил главарь.

— Отдай мне падишаха и его наложниц и забирай золото!

— Они твои!

Предводитель шайки кивнул головой тому самому головорезу, который грозился посчитать мои зубы, и он, перекинув Замфиру через плечо, а меня подхватив под локоть, потащил нас в сторону Первиз-бея. За спиной послышался скрип колес телеги, на которой лежал Джахан.

Кападжи слез с коня и встретил нас на середине пути.

— Не двигайся с места, Первиз-бей! — выкрикнул Мурад-бей. — Мои люди перекатят повозки с золотом на нашу сторону!

Вокруг нас началось настоящее безумие. Озверевшие от алчности и запаха наживы разбойники накинулись на повозки, как саранча, погоняя тянущих их лошадей хлыстами и пинками. Несчастные животные фырчали, ржали и вставали на дыбы.

— Госпожа, — прошептал мне на ухо будущий муж подруги, — ничего не бойтесь. Сейчас все закончится.

Я вопросительно посмотрела в его умные глаза, но он лишь поднес ко рту указательный палец и тихонько произнес:

— Тс-с-с…

Кападжи вдруг широко раскинул руки и замычал. С каждой секундой его голос становился все громче. Небо над нами затянули тяжелые свинцовые тучи. Я не понимала, что происходит, и таращилась на впавшего в транс Первиз-бея во все глаза.

Неожиданно паривший все это время в небе ворон застыл над нашими головами, и мы оказались в центре самого настоящего вихря.

Невероятной силы ветер поднял вверх десятки килограммов песка, земли и пыли и закружил их в диком танце. Я будто очутилась в ведьмином круге — не тронутыми бурей оставались лишь пара метров вокруг нас. Все остальное пространство застилала непроглядная песчаная стена. Сквозь нее доносились крики людей, звон металла, ржание лошадей. Я могла только догадываться, что происходит там, за кругом.

Все закончилось так же стремительно, как и началось. Кападжи открыл глаза и опустил руки. Его виски поседели, а по щекам текли тонкие струйки пота. Он дышал часто и порывисто, точно марафонец, пришедший наконец к финишу. Песок плавно опустился на землю, открыв моему взору удивительную картину — по-прежнему сияло солнце и синело небо, но в радиусе нескольких километров не было ни единой души. Испарились люди, животные, карета, повозки с золотом.

Мои губы пересохли от волнения, в ушах звенело, а волоски на руках стояли дыбом.

— Первиз-бей, — дрожащим и хриплым голосом заговорила я, — что это такое было?

Он устало прикрыл веки и помассировал их пальцами, затем посмотрел на меня и ответил:

— Расправа за покушение на жизнь падишаха, Рамаль Хатун.

— Но как это возможно? Ты вызвал бурю!

— И потерял год своей жизни, — обреченно ответил он, утирая рукавом пот.

Мои брови поползли вверх от удивления и шока. Что за сила скрывается внутри этого могучего красавца?

— У повелителя жар, — заключил он, приложив ладонь ко лбу Джахана, — но это даже хорошо, что он спит, а ваша служанка без сознания.

— Почему?

— Колдовство — это грех. Я знал, на что иду, когда решил избавить землю от этого отродья таким способом, и уже смирился со своей казнью, но у судьбы свои планы. Ни падишах, ни хатун не видели песчаного смерча, а значит — и судить меня некому. Ведь вы не станете на меня доносить, не так ли? — он напряженно сдвинул брови и пронзительно посмотрел в мои глаза.

Не в силах вымолвить ни слова, я лишь отрицательно покачала головой.

— Что ж, — продолжил он, — нам нужно как можно скорее добраться во дворец. Я очень ослаб после этой бури и не могу врачевать рану падишаха.