Диана Удовиченко - Имперский ястреб

– Нет, – торжествующе провозгласил мелкий пакостник. – Я их укрепил кое—какими созидающими чарами. – Сутки продержатся.

Всю обратную дорогу мы веселились, представляя в лицах, как плененный любовным приворотом Севениус начнет домогаться своего помощника. А впрочем, может быть, тот первым попадется в «Тенета», и тогда его наставнику не поздоровится.

– Стой! – вскрикнул Давин, подняв арбалет и прицелившись куда—то в сторону пышных кустов. – Нет, почудилось. Зверь, наверное.

Но мне тоже на мгновение показалось, что между ветвей блеснули чьи—то глаза. Потом кусты еле заметно заволновались, и наблюдавшее за нами существо, кем бы оно ни было, исчезло. После этого я уже не смеялся, и не потому что меня напугало появление неведомого соглядатая. Просто вспомнился маг с его редкой бородкой и визгливым голосом. Ой, сдается мне, наши великие непозволительно расслабились! Если пауроний так важен для империи, что несколько человеческих жизней в обмен на него – не в счет, то почему же шахта так плохо охранялась? Что такое два десятка Псов? Ищейки хороши внутри страны, там они на своем месте: вынюхивают, выслушивают, арестовывают и пытают. Но вот в драке – гент им цена.

Рота ждала нас, уже построившись.

– Поглядел, лейтенант? Теперь командуй, – сказал Хамар.

Я махнул рукой:

– Пошли, парни.

Снова по опостылевшим джунглям, сквозь сплетение ветвей, болезнетворные испарения, тучи насекомых и собственное отвращение ко всему этому враждебному мирку. На этот раз заклятие от змей выдумывал я, решив дать Дрианну передышку. Вчера парень неплохо потрудился. Я подошел к этому вопросу с другого бока, можно сказать, творчески: соорудил морочащие чары, разбил их на несколько крошечных фрагментов и пустил в траву по обе стороны от роты. Змеям стало не до нас, они видели перед собой полевых мышей и лягушек. Дешево и сердито. В том смысле, что не требует больших магических затрат и постоянной подпитки. Морок продержится пару часов, а когда рассеется – можно будет сплести новый. И на людей не действует, он же разделен на кусочки, а значит, слабый.

Тем не менее, пейзаж был удручающе однообразен, и начинал меня утомлять. Нет, конечно, пакости в виде ядовитых растений, кровососущих мух и мелких (пока) хищников каждый раз появлялись новые, причем их спектр был, похоже, бесконечен. Но именно в этом и крылся источник моего пресыщения. Надоедает, знаете ли, все время ждать подвоха, хочется передышки. Теперь я понял, что унылая жаркая равнина с ее пылью, саблезубыми львами и редкой растительностью по сравнению с джунглями выглядела Счастливыми долинами. Я спросил у Зарайи, когда закончится лес. Ответ не внушил особой радости:

– После полудня к Лагезди выйдем, это болото, наши его Горючей топью прозвали. Перевалим ее – там еще пару дней по равнине, и граница.

Да, мои надежды на будущее увяли, не успев распуститься. Мне подумалось, что эта самая топь будет еще похлеще злополучного леса. Впрочем, оставался еще слабый лепесток шанса:

– А что за границей?

– Как что? – удивился вопросу бородач. – Пустыня призраков, чему там еще быть? Наймем проводника – из наших там никто ни разу не был. И вперед!

Отлично. Как говорится, чем дальше в лес, тем злее эльфы. Знатная меня ждет прогулочка! Словно безопасность пути могла зависеть от Зарайи, я попытался выторговать у него хоть крохотную уступку:

– А нельзя ли эту топь обойти?

– А чего ее обходить? Топь как топь, мы ее пять лет назад по зиме вдоль и поперек излазали, – поделился капрал. – Учения у нас там были.

Ничего себе, учения! Какие же боевые возможности у этих Ястребов, если даже их тренировки проходят в таких жутких местах? Я оглянулся на мерно шагающую роту так, точно ожидал увидеть вместо нее стаю всемогущих монстров. Не обратив внимания на мою реакцию, Зарайя продолжал:

– Ну, по зиме—то, конечно, в джунглях легче. Жара не такая, сырости поменьше. А болото – оно и есть болото, что летом, что зимой. Кочки, трясина, трава навроде нашей осоки, только ядовитая. Змеи еще, ну, там, мошкара злая больно, блуждающие огни – но те ночью только, из—за них и назвали топь Горючей. А так – ничего особенного. Тропку я знаю – не потонем.

– И все же, может, обогнем?

– Можно, конечно… Только западнее – дня три потеряем, Горючка – она большая. А восточнее – по джунглям, вдоль Шарда идти придется. Там глоухтов этих – тьма, и рыбозубы так и кишат.

Пришлось из двух демонов выбирать Низшего, и я согласился. Между тем влага, висящая в воздухе, становилась все гуще. Вскоре мне начало казаться, что я вдыхаю воду, поневоле позавидуешь жабрам саймаров. Несмотря на дневное время, джунгли окутались серенькой дымкой. Внезапно я понял, что вокруг наступила тишина. Смолкло птичье многоголосье, злокозненные белкоподобные существа перестали швыряться в нас орехами и ретировались. Даже мухи куда—то исчезли.

– А я—то думал, обойдется, – непонятно высказался Зарайя.

Я хотел спросить, что именно он имел в виду, но не успел – на нос шлепнулась крупная теплая капля. Потом еще одна, и еще. Затем они превратились в тугие частые струи, с силой ударяющиеся о листья деревьев, землю… ну, и о нас, конечно.

– Да… теперь дня на три зарядит, – глубокомысленно протянул Давин.

– Хорошо, коли так, – откликнулся откуда—то сзади Добб. – Может, того, этого, и дней десять лить.

Каюсь, поначалу я не понял, чем так уж удручены ветераны. Что плохого в теплом дождичке? Даже снял шлем, благо с деревьев убрались все твари. Пусть волосы, в драке с Лютым вывалянные в грязи, хоть немного отмоются. В противоположность мне, солдаты загородились от дождя щитами, со вкусом высказывая пожелания о том, куда Тарантус должен засунуть посланный им ливень. Через какое—то время до меня дошло, почему все вокруг были так недовольны. Трава под ногами стала скользкой, путь то и дело пересекали ручьи и ручейки, грозившие вот—вот слиться в реку, а земля превратилась в жидкую кашу. Дождь все усиливался, и листья деревьев от него ничуть не защищали. Наоборот, скопившаяся на ветвях вода потоками низвергалась нам на головы. К тому же, упав на теплую землю, влага тут же начинала испаряться, и вокруг поднимались клубы сероватого тумана.

Некоторые из воинов накинули на головы муринковые плащи. Я тоже попробовал, но длинное одеяние цеплялось за кусты, путалось в ногах, да не очень—то и спасало. Сапоги промокли насквозь, и при каждом шаге издавали жалобное хлюпанье. Будто не рота идет, а стая лягушек по болоту прыгает. Кстати, о болоте…

– Вон она, Горючая топь, – Зарайя вытянул руку вперед.

Деревья расступились, и в десятке шагов я увидел неровное, покрытое буграми серо—зеленое пространство. Как—то я по—другому представлял себе болото. Воды вроде бы видно не было, жидкой грязи – тоже. Дождевая вода, падая на топь, словно впитывалась в нее, не оставляя на поверхности ни луж, ни ручейков. Кое—где кустилась высокая ядовито—зеленая трава, да вдали виднелись низкорослые кривые деревца. Зарайя расценил мое удивление по—своему: