Павел Комарницкий - Исполнитель

Мутный жёлтый свет пробивался сквозь веки, споря с зелёными фосфоресцирующими пятнами, плавно перетекающими под веками. И голоса… Нет, не Голос Свыше, шелестящий и бесплотный — грубые человечьи голоса, как из бочки.

— … А я вам говорю, ни черта этому молодцу не сделается. Уж я знаю этих люггеров — их успокоит только хорошая верёвка, живучи, как кошки.

— Стоило вытаскивать его из воды, господин капитан…

— Ну, во-первых, он сам выполз, а во-вторых, решать не мне и не вам, доктор. Доложим господину фогту, это его дело.

Чьи-то пальцы пощупали Первея.

— Крепкий малый. Его не повесят?

— Не думаю. Сейчас как раз идёт большой набор на королевские галеры. Самая работёнка для люггера!

Грубый смех. Первей сделал над собой усилие и открыл глаза. Масляный светильник чадил и вонял, почти не давая света, и всё, что удалось увидеть — два расплывчатых светлых пятна…

— Ого, наш молодец открыл глаза. А вы сомневались…

И снова тьма навалилась на рыцаря своим мягким щекочущим брюхом…

«Родная, отзовись»

«Да, мой милый»

«Я чуть не утоп, слушай»

Шелестящий вздох.

«Прости меня. Простишь?»

«Уже простил. Скажи только, за что»

«Я плохо веду тебя. Да, я тебя то и дело подставляю»

«Пустяки. Сама подставляешь, сама и вытаскиваешь»

Пауза.

«Теперь тебе будет трудно. Тебя направят на галеру»

«Так я и пошёл»

Снова шелестящий вздох.

«Ты пойдёшь. Так надо, мой родной. Эта галера пойдёт в Эдинбург, имея на борту важного посла. Ты доберёшься почти до места уже через восемь дней, это самый быстрый и надёжный вариант»

Первей помолчал.

«Ты уверена, что мне следует добираться до цели именно в кандалах?»

«Не уверена. Знал бы ты, как мне тяжело!»

Рыцарь вдруг засмеялся.

«Ладно, Родная. В конце концов, восемь дней — не восемь лет. Потерпим!»

* * *

Солнце вставало нехотя, будто бы зябко поёживаясь, и впереди людей тянулись длиннейшие, чуть ли не бесконечные тени. Тени уже почти дотянулись до каменной башни, ворота которой вот-вот со скрежетом отворятся, начиная новый трудовой день.

— Эй, вы, свиное отродье! Шевелите костями! — надсмотрщик угрожающе щёлкнул бичом.

Звеня кандалами, колонна невольников продвигалась к городу Треллеборгу, что означает «город рабов». Да, именно здесь в старину викинги продавали свою двуногую добычу.

«Родная, отзовись»

«Да, мой милый»

«Ага, сразу «милый». Упекла на каторгу…»

«Ну родной мой, ну потерпи, ну я и так себя исказнила»

«Ладно, к делу. Что делать дальше?»

«Значит, так. Сейчас вас накормят… если это можно назвать едой. А потом придёт «покупатель», отбирающий гребцов для галер. Вообще-то туда сейчас берут всех подряд, но как сделать так, чтобы тебя сразу взяли именно на ту галеру… подумать надо»

— Меня не интересуют их моральные качества, ясно? Мне надо набрать сотню здоровенных парней, причём немедленно!

«Покупатель»-отборщик прохаживался между каторжниками, не стесняясь щупал мускулы, кое-кому заглядывал в рот. За ним следовал надсмотрщик, придавший своей свирепой морде почтительность. Кругом стражники в латах. Тычок пальцем, взмах плетью — и ещё один рекрут-гребец выдернут из строя. Рыцарь вздрогнул, когда отборщик ощупал его руки.

— Ты! Вышел из строя!

Закончив сортировку, «покупатель» обратился к отобранным.

— Почтенные господа! — стражники заржали. — Вам оказана великая честь: вы приняты на службу Его Королевского Величества. Сейчас вас накормят от пуза, а после обеда вы отправитесь в небольшую прогулку до Мальмё, где вас уже ждёт не дождётся флот Его Величества. Стража, загоните почтенных господ в их стойла! — стражники снова заржали.

Оказавшись наконец на грубо отёсанных нарах, Первей вытянулся, насколько это позволяли кандалы (каждого из узников приковали к железному кольцу).

«Родная, ты довольна?»

Шелестящий бесплотный плач.

«Ну ты чего? Родная, я пошутил!»

«Та девчонка, Яна, права тысячу раз. Над тобой измываются всякие ублюдки, а я не в силах тебе помочь. И всё из-за меня!»

«Ну перестань, не плач. Ты у меня такая умница! Что случилось, в конце-то концов? Я жив-здоров, еду в Эдинбург за казённый счёт. Но главное — я люблю тебя»

«Даже после этого?»

«Даже после всего. И знаешь, о чём я сейчас мечтаю?»

«О чём?»

«Вот настанет день нашей свадьбы. И вечером ты придёшь в нашу спальню, вся в белом…»

«Непременно в белом?»

«Непременно. Не перебивай мои гениальные мысли! Значит, придёшь, снимешь с мужа — меня то есть — сапоги…»

«Ого!»

«Да, примерно так. И я скажу тебе одно слово…»

Первей выдержал паузу.

«Какое слово?»

«А как ты мне тогда, на люгге: «Раздевайся!!!»»

Бесплотный шелестящий смех, не умолкающий долго-долго.

«Нет, ты совершенно невозможен»

Волны Северного моря оказались ничуть не меньше балтийских, а вернее всего ещё больше. Впрочем, это были лишь догадки Первея, основанные на внутренних ощущениях, исходящих из области желудка, так как видеть море из трюма галеры оказалось невозможно. Сотня каторжников, прикованных к скамьям — по паре на одно весло — стонала и кряхтела, и точно так же стонал и кряхтел весь корабль. Счастье ещё, что дул свирепый норд-ост, и корабль шёл под парусом, как птица, так что в услугах гребцов пока не было нужды. Рыцарь молился в душе, чтобы ветер не переменился на западный, и похоже, молился об этом не он один.

Всё прошло, как и предсказывал Голос. После обеда отобранным каторжникам выдали деревянные башмаки, набитые ветошью — неслыханная роскошь! — выгнали наружу и построили в колонну, и скованные длинной цепью узники двинулись в путь, сопровождаемые щёлканьем бичей конных стражников. Ночевали каторжники в каком-то длинном крепком сарае, при свете факелов и под неусыпным надзором многочисленной стражи, так что попыток побега или бунта не было. На рассвете кандальников опять покормили какой-то бурдой, и вновь погнали по грязной, ослизлой дороге. Дул холодный восточный ветер, промозглая сырость пробирала до костей, и грубая полосатая роба из толстой дерюги казалась сшитой из рыбьей кожи. А к вечеру второго дня впереди показались очертания Мальмё.

Уже в темноте каторжников загнали в какой-то подвал, добротный, каменный, с железными решётками на окнах-отдушинах и окованными железом дверями. И только утром, когда рассвело, их погнали в порт, где на свинцовой воде уже ожидала длинная узкая галера. На пирсе у них отобрали башмаки — зачем башмаки гребцам? — и стали заводить в трюм, снимая с длинной цепи попарно, как рыбу с кукана. Внутри галеры уже глухо звенело железо — гребцов приковывали к скамьям.