Саймон Грин - Охотник за смертью. Война

Разор снова его ударил, и Оуэн опять чуть не упал. Хэйзел пнула Разора в колено – большего ей не позволяли цепи. Инвестигатор ударил ее по лицу, окровавив рот и нос. Оуэн и Хэйзел прислонились друг к другу, глядя на Разора в бессильной злобе. Он не улыбался – в этом не было необходимости. Мэри бесстрастно смотрела, и на ее лице не отражалось ничего. Контрольные слова гудели в ее мозгу, как рой рассерженных пчел, но какая-то ее малая часть сохранила способность мыслить. Она скрывала это так глубоко, что этого не мог обнаружить даже другой эспер. Она будто очень издали видела, как она ударяет Топаз – бессильная пленница в собственном теле. Теперь она считала, что Топаз погибла – иначе бы ее тоже сюда доставили. Она, Мэри, которая поклялась больше никогда не убивать, убила своего лучшего друга. Эта мысль оглушала гневом и ужасом, но Мэри держала ее в глубокой тайне, и на лице ее ничего не отражалось. Барток взял ее за руку и подвел к баку. Она не сопротивлялась.

– Привет, Легион! – сказал Барток. – Я тут привел кое-кого с тобой познакомиться. Это Мэри Горячка. Сирена и очень возможно – самый сильный эспер Империи. Здравствуй, Мэри,– на много голосов произнес Легион. Оуэн хмыкнул, когда в голове зазвенел этот ужасный хор, густой и едкий, как вонь гниющих плодов. Хэйзел затрясла головой, будто пытаясь прогнать эти голоса. Мэри не отреагировала. Легион говорил сразу многими голосами, мужские голоса и женские, молодые и старые, живые и мертвые сливались в адской гармонии. И еле слышно, фоном, звучали тысячи беспомощно стонущих голосов, обреченных рукотворному живому Аду.

Как я рад видеть тебя, Мэри,– говорил Легион. – Они вырежут мозг у тебя из головы и сделают его частью меня. Вся твоя сила, все твои песни станут моими. И я найду им хорошее применение на улицах Мистпорта. Они уже трясутся и ежатся от моего голоса, но с твоими песнями я сокрушу их головы и запущу в их души свои липкие пальцы. Они будут танцевать под мою музыку или умирать страшной смертью.

– Ну? – сказал Барток. – Говори с Легионом, Мэри.

Кто со мной говорит? – медленно произнесла Мэри. – Мозги или черви?

– Скоро узнаешь.

– Зачем ты мучаешь и убиваешь эсперов? Они ведь такие же, как ты.

– Потому что мне это нравится. И потому что я это могу. Я совсем не такой, как они. Подобного мне никогда не было. Нет предела размерам, до которых я могу вырасти, нет предела мощи, которую я могу обрести. Имя мне – Легион. Я обширен. Во мне многие. Когда-нибудь все эсперы станут частью меня, и не вечно буду я пребывать в этом баке. Однажды я стану свободным, и горе человечеству. Горе всему живому.

Мэри Горячка увидела мысленным взором свое будущее и будущее человечества, и в ней вскипели отчаяние и гнев, сметая цепи, наложенные имперским программированием. В ней запылала новая сила, дикая и мощная, будто в этом зале явилось вдруг нечто чудесное, яркое, сияющее, совершенное, и средоточием его была Мэри. Матер Мунди, Мать Всех Душ Наших. На лице Мэри отразился экстаз, глаза ее засияли, как два солнца.

Разор немедленно отреагировал на новую угрозу, и меч оказался в его руке немедленно, но невидимая сила подняла его и отбросила в сторону, как докучливое насекомое. Легион в баке заколебался волнами, пораженный самой силой той мощи, которая возникала в зале. Матер Мунди распростерла свою силу, и все эсперы Мистпорта вдруг втянулись в ее единую цель. Тысячи умов в этот миг слились и стали единым целым, направляемым Матер Мунди, сосредоточенной в Мэри Горячке. Она обернула к Легиону свой непреклонный взгляд, и Легион испугался.

Пси-энергия затрещала в воздухе, разливаясь по всем отсекам и коридорам «Дерзкого». Выли от перегрузки и взрывались машины, сбоили и отключались компьютеры, и члены команды по всему кораблю падали на колени, хватаясь за головы, где бушевали незнакомые мысли. Это был хаос, это был бедлам, и капитан Барток в зале вскрикнул, увидев это. Внизу, на планете, в Мистпорте, все внезапно остановилось. Пси-энергия билась в воздухе, как гнев Господень, и захватчики падали на землю без чувств; их разумы отключались навек, не в силах смотреть в лицо Матер Мунди. Неподвижные и не видящие, стояли эсперы Мистпорта, захваченные этим гештальмом. Они слились вместе в ментальной плоскости, сфокусированные в единый разум и единую волю, борясь с мощью того, что носило имя Легион. Но всех тысяч объединенных мятежных эсперов все равно было мало. Легион и Матер Мунди сошлись лицом к лицу, каждый пытался уничтожить противника, и никто не мог взять верх. Силы были равны. Пат.

Стоящие рядом Оуэн и Хэйзел, забытые в этих взрывах энергии, вдруг почувствовали, что оживают. Что-то внутри них поглощало пси-энергию, свободно льющуюся по кораблю. Они снова были сильны и здоровы, и цепи их с треском спались, клацая звеньями по полу. Оуэн повернулся к Разору, но того уже не было. Хэйзел посмотрела на капитана Бартока, но он стоял неподвижно и беспомощно, застыв на месте, как статуя. Кто-то не хотел, чтобы он вмешивался.

Разумы Оуэна и Хэйзел соприкоснулись, каким-то инстинктом вытащенные на другой уровень реальности, и там они увидели борьбу Легиона с Матер Мунди. Две огромные армии слитых воедино воль стояли друг против друга, скованные битвой, в которой для каждого из них было лишь два исхода: победа или безумие. Легион явно был меньшей силой из двух, но он был ничем не ограничен, а Матер Мунди действовала через Мэри Горячку, которая дала торжественный обет никогда больше не убивать.

Оуэн и Хэйзел сосредоточились. На заднем плане, не замечаемые ни одной из сторон, вопили о свободе тысячи голосов. Тысячи мертвых эсперов, чьи мозги были помещены в Легион под контроль мыслечервей. Оуэн придвинулся ближе:

Вы должны вырваться на волю, – сказал он голосом, который не был голосом.– Империя вашей силой убивает таких же, как вы.

Мы знаем, – ответила толпа шепчущих голосов.– Но мы ничего не можем. У нас в мозгу черви. Техника Легиона дает им над нами власть. Освободи нас!

Мы не можем, – сказала Хэйзел.– Вы мертвы. Вам вырезали мозги, а тела выбросили. Вы только призраки в машине.

Раздались вопли и вой отчаяния и плач тысяч душ, у которых не было глаз, чтобы плакать.

Что же нам делать? Что же нам делать?

Только одно вам осталось, – сказал Оуэн Дезсталкер.– Вы должны кончить умирать. Легион никогда не даст вам свободы, никогда не даст вам мира. Вы слышали его. Он хочет убить все живое или включить его в себя. Подумайте о миллионах, пойманных и страдающих в когтях Легиона – как вы.