Саймон Грин - Охотник за смертью. Война

Тоби Шрек и Флинн переглянулись. Вокруг были кровь, смерть и бойня, но их не тронуло. Даже камера Флинна была на месте, летая над асфальтом, уставившись на Хэйзел и Оуэна, все еще сидящих рядом, прислонившись спинами к стене. Флинн медленно потряс головой.

– Как это вышло, что мы до сих пор живы?

– Убей меня, если я знаю, – ответил Тоби. – Либо они не считают нас врагами, либо мы слишком мелкая сошка, Чтобы с нами возиться.

Оуэн с Хэйзел сидели рядом, медленно оглядываясь вокруг и постепенно переводя дыхание, понимая, что опасность миновала. Прошедшая через них сила исчезла, не оставив следов, если не считать полного изнеможения. Они отдали все, что могли отдать, и ничего у них в уме, как и в теле, не сталось, кроме страшной усталости. Взгляд Оуэна упал на Тоби и Флинна, стоящих среди кровавых лоскутьев и мертвых тел. Он с трудом поднялся на ноги и поманил их к себе. У Флинна был такой вид, будто он очень хотел бы отказаться, но Тоби взял его за рукав и тащил его за собой, пока они не остановились перед Дезсталкером. Вблизи он еще меньше походил на легенду и больше на человека. На самом деле он был больше всего похож на человека, которому приходится нести слишком тяжкое бремя, но он его не бросает, потому что больше его нести некому. Дезсталкер показал на парящую камеру:

– Подтащи-ка сюда эту штуку. Я хочу кое-что сказать. Флинн по встроенной связи подозвал камеру, и она повисла перед лицом Оуэна. Тот кивнул Тоби и Флинну и обратился к камере:

– Привет, Лайонстон, если ты смотришь. Это говорит истинный лорд Дезсталкер, и он обращается к тебе из мятежного города Мистпорта. Я тут подумал, что надо тебе сказать: твое вторжение – авантюра. Твоя армия профессиональных убийц против свободных людей не годится. А когда мы закончим прибирать здесь тот свинюшник, который ты сотворила, мы придем тебя навестить. Запомни мое лицо, Лайонстон. Ты останешься жить, чтобы увидеть, как разбегутся твои войска и падет Империя, а тогда я приду ко двору, сорву с тебя корону и пинком вышибу твою мерзкую задницу с Железного Престола. Тебя вообще не должно было быть. Ты – неудачный эксперимент природы, ошибка истории, которую я исправлю в первый возможный момент. До встречи, императрица.

Оуэн перевел взгляд на Флинна.

– Это все, ребята. Вы свободны.

– Я так понимаю, что шансов на эксклюзивное интервью нет? – заикнулся было Тоби. Оуэн посмотрел на него, и Тоби отступил на шаг. – Нет-нет, я не настаиваю. Пошли, Флинн, пора. Не будем злоупотреблять гостеприимством.

И они оба повернулись и побежали, а камера болталась в воздухе позади. Оуэн устало улыбнулся. Зрители никак не могли знать, что его речь была пустой бравадой, на которую ушли все оставшиеся силы. Он неуверенно повернулся и сел рядом с Хэйзел. Глаза ее были закрыты, и дыхание очень неглубоким, но когда он сел рядом, она приоткрыла глаза.

– Ага. Отлично выступил, жеребец. Я всегда знала, что твоя страсть толкать речи когда-нибудь пригодится.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Оуэн, и он действительно спрашивал.

– Усталой. И умиротворенной. Откуда мы черпали эту хреновину? Это Лабиринт дал нам такую силу? – Вряд ли. Скорее это что-то всегда в нас было, а Лабиринт открыл нам к нему доступ. Может, когда-нибудь все человечество этому научится.

– Может быть, но я вряд ли это увижу. Этот взрыв энергии меня вымотал до конца. Ничего не осталось. – Меня тоже, – сказал Оуэн. – Кажется, наше время истекает. Что ж, есть и похуже способы умирать. Нам хотя бы представилась возможность бросить угрозу в лицо Железной Суке. Хэйзел, есть... что-то, что я хочу тебе сказать. – У меня тоже. Я избавилась от тяги к Крови, я это чувствую. Этот взрыв энергии выжег ее начисто. Я наконец очистилась.

– Я рад, Хэйзел. Но я хотел сказать...

Его голос был заглушен ревом гравидвигателей. Оуэн посмотрел вверх и снова заставил себя подняться на ноги. В небе повисли шесть гравибарж, и их дезинтеграторные пушки смотрели прямо на него и Хэйзел. Рука Оуэна сжалась на рукояти меча, но он знал, что на этот раз спасения в последнюю минуту не будет. Даже в лучшей форме он вряд ли мог бы противостоять массированному удару дезинтеграторных пушек шести гравибарж. И все равно он посмотрел вверх и улыбнулся с вызовом:

– Ребята, вы когда-нибудь слышали термин «излишняя огневая мощь?»

– Бой окончен, Дезсталкер, – зазвучал с неба голос через усилители. – Но вы не обязаны здесь умирать. Лайонстон дала нам полномочия сделать вам предложение. Сдавайтесь, и вам будет сохранена жизнь. Наши ученые смогут вас изучать с большой для себя пользой.

– Пошли их к дьяволу, Дезсталкер, – сказала Хэйзел. – Матушка воспитывала меня не для судьбы лабораторной крысы. Чтобы они подвергли нас вивисекции при первой же возможности? Или запустили нам в мозги своих мнемотехников, Чтобы нас перетянули на их сторону? Не надо нам такого, Оуэн.

– Наши сенсоры показывают, что вы тяжело ранены, а ваша спутница умирает, – продолжал усиленный голос. – Мы можем спасти вас обоих. На борту «Дерзкого» есть регенератор. Ей не обязательно умирать, Дезсталкер, и решение зависит от вас.

– Оуэн! – хрипло сказала Хэйзел.

– Извини, Хэйзел, – ответил Оуэн. – Я не готов к тому, чтобы умерли мы оба. – Он взглянул вверх на гравибаржи и отбросил меч в сторону. – Я сдаюсь. Приходите и берите нас. Только поторопитесь, ей вряд ли отпущено много времени.

– Идиот, – сказала Хэйзел.

Он посмотрел на нее и улыбнулся с сожалением:

– Всегда им становлюсь, когда дело касается тебя. Хэйзел попыталась дотянуться до пистолета, но пальцы не слушались. Оуэн сел рядом и слушал, как она его проклинала, пока не пришли имперские солдаты брать их обоих в плен.

Возле центра Мистпорта, где от горящих домов было светло, как днем, Молодой Джек Рэндом, Джон Сильвер и предводительствуемые ими силы сковали Войска Империи. Жаркий воздух был полон дымом, летали хлопья сажи, а рев пожара почти заглушал рев двигателей гравибарж и победный вой Легиона. Улицы были охвачены боем от края до края, и бой выливался в ближайшие переулки и тупики. Утоптанный снег превратился в кровавую слякоть, и трупы валялись повсюду. Пулевое оружие Дезсталкера доказало свою эффективность в ближнем бою, но все равно весы сражения качались то в одну, то в другую сторону, и ни одна сторона не могла получить решающего преимущества. Сталь ударяла о сталь, бойцы бились лицом к лицу в тесноте толпы. В такой сече не было места ни стратегии, ни тактике, ни работе ног – только монотонная тяжелая работа грубой силы и выносливости.

Молодой Джек Рэндом был в самой гуще боя, его фигура возвышалась над толпой, огромная, как памятник, и столь же с виду несокрушимая. Его боевой клич, громкий, триумфальный и наступательный, перекрывал грохот боя, и у каждого его сторонника удваивались силы, когда он слышал этот клич. Меч Рэндома неуклонно поднимался и падал, прорубая путь в рядах врагов к их командирам, и его нельзя было ни замедлить, ни отклонить с пути. Храбрость и решительность вождя вдохновляли повстанцев на еще более отчаянные усилия, заставляя бросаться в горячку боя, плюя на собственную жизнь.