Елена Прудникова - Мост через огненную реку

Войсками, расквартированными в столице и возле нее, командовал в то время мой предок, Джереми Бейсингем… если это можно назвать «войсками». Вместе с городской стражей у него было не больше четырех тысяч человек. Достаточно, чтобы организовать оборону, но безнадежно мало, чтобы прекратить мятеж. Верные королю части заперлись в городе, и началась осада.

Два месяца мятежники стояли под столицей. В Трогартей-не начинался голод. Но и армия мятежников была уже не та. Большинство офицеров входили в число заговорщиков, однако солдаты, которых просто привели под стены столицы, давно уже задумывались: а куда они, собственно, пришли и что они тут делают? Чем дальше, тем громче роптало опомнившееся войско. И тогда хитроумный Джереми собрал по всему городу продажных девок, пообещал им награду, отпущение грехов, право беспошлинной торговли и прочее, прочее… Те выбрались за стену и принялись обслуживать армию мятежников, а заодно и распускать слухи. О том, что на помощь королю идет союзное ольвийское войско, что король обещает всем сдавшимся полное помилование. Через две недели такой работы в Трогартейн тайком пришли выборные от войска с повинной. И вот тогда Бейсингем ударил.

Войск у него было впятеро меньше, но солдаты мятежников целыми взводами и ротами падали на колени, бросая оружие и выставляя впереди себя связанных командиров. Через час все было кончено. Кое-кто из главарей погиб или сумел спастись бегством, но обоих маршалов и большинство командиров полков захватили живыми.

Хэлдар, как я уже говорил, был суров не менее, чем Трогар. Сдавшиеся солдаты, действительно, получили полное прощение. Но с офицерами поступили иначе. Хэлдар объявил, что те, кто запятнал себя изменой королю – все без исключения, в том числе и раскаявшиеся, утратили право на титул и дворянское звание и подлежат наказаниям для простонародья. Тех из младших офицеров, кто был помоложе и меньше виноват, наказали плетьми и разжаловали в солдаты, других заклеймили и сослали на галеры. А полковников, генералов и маршалов…

Бейсингем замолчал и подошел к столу с вином, чтобы наполнить стакан, но, даже наполнив его, продолжать не торопился, сосредоточенно смотрел прямо перед собой, сдвинув брови.

– А ваши предки, Энтони? Кто-нибудь из них служил в тех полках? – осторожно спросил Аларсон.

– Не то, что вы подумали, – возвращаясь на место, усмехнулся Энтони. – Во взбунтовавшихся армиях служили пятеро Бейсингемов – из тех, что по линии младших сыновей. Один из них, кавалерийский полковник, не повел свой полк с мятежниками, ушел в степь, другие покинули армию и пробрались в столицу. А шестой… – его рука на мгновение сжалась в кулак, – шестым был капитан Леопольд Бейсингем, сын Джереми. Он в числе первых присягнул Равильяку как королю. А потом послал одного из своих денщиков к отцу с извещением, что армия идет на столицу и что он находится в штабе мятежников. Так что король был в курсе всех их планов, от начала до конца. Иначе неизвестно, чем бы все закончилось…

Энтони отпил вина, помолчал немного и продолжил:

– Джереми погиб в бою за столицу, и герцогом стал двадцатисемилетний Леопольд. Король сделал его генералом и назначил командующим Северной армией. Время показало, что выбор был правильным, он не посрамил честь рода на этом посту. Но перед тем… перед тем была казнь, и король приказал Леопольду командовать этой казнью.

– Ого! – только и сказал Аларсон. – Неужели он согласился?

– У Леопольда были несколько своеобразные представления о чести – я полагаю, вы уже это поняли. Он выполнил этот приказ, как выполнял любой другой. Главарей мятежников вывели на Судейское Поле при полном параде, с орденами и шпагами. Леопольд собственноручно сломал их шпаги, сорвал и втоптал в грязь ордена. Равильяк плюнул ему в лицо – не знаю, что было бы, если бы он попал, но граф промахнулся. Затем каждому из осужденных дали по двести плетей и голыми, без одежды, повесили на городской стене. Больше месяца жители столицы могли наблюдать, как повешенных расклевывают птицы.

Но на этом казнь не закончилась. Семьи главарей тоже были лишены шпаг и гербов, за исключением нескольких достойных представителей, которым король пожаловал личное дворянство. Имена Равильяка и Бриассана были вычеркнуты из сословных списков – эти роды прекратили свое существование. Титулы и земли остальных Хэлдар, по примеру Трогара, передал их дальним родственникам или своим незнатным сторонникам. И запретил упоминать в хрониках о мятеже – чтобы навсегда изгладить из памяти имена заговорщиков.

– Сурово, – только и сказал Аларсон, покачав головой. – А как же остальная знать? Неужели стерпела все это?

– И не только это, но и многое другое. С теми, кто был способен на мятеж, король расправился, остались те, кто бунтовать либо не хотел, либо не был способен. А кроме того, Хэлдар принял меры, чтобы ничего подобного впредь не повторилось. Он упразднил звание маршала Трогармарка. Теперь никто, кроме короля, не имеет права поднимать войска. Так что маршалом, граф, я не стану. Да, по правде сказать, и не стремлюсь, зачем мне? Вот только я никак не могу решить, поддержал мой прадед фамильную честь или уронил ее…

…Пока Энтони рассказывал, ночь полностью вступила в свои права. В домах гасли окна, на улицах догорали факелы, и город погрузился во тьму. Крокус подошел к окну, отдернул занавеску Небо было ясным, но сад внизу волновался, кипел под ветром – почему-то ночь после праздника святой Маврии всегда бывала ветреной.

– «Рубиновый отблеск в весенней ночи…» – нараспев продекламировал он, вглядываясь в даль. – Нет, это явно не рубины. Интересно, что там светится?

Энтони встал, распахнул окно и вгляделся в лежащий внизу ночной город. Далеко, должно быть, где-то возле внешней стены, ночь озарялась странным светом, неровным и некрасивым. И сразу исчезла изысканная гостиная Шантье, узорные стаканы, голоса зазвучали глухо и куда-то пропали.

– Это не рубины, – выдохнул Бейсингем мгновенно охрипшим голосом. – Это огонь!

И бросился к выходу, уронив по дороге стул и даже не заметив этого.

До центральных ворот внутренней стены было недалеко, и Энтони, оставив Марион в конюшне, кинулся пешком. В тушении пожаров он понимал меньше чем ничего, но опытный командир лишним не бывает никогда, дело найдется.

На площади перед воротами уже толпились солдаты поднятого по тревоге полка городской стражи, в стороне громоздились телеги пожарного обоза. Несколько человек из числа караульных пытались открыть ворота. Однако окованный железом тяжеленный щит, исправно поднимавшийся каждое утро, чуть приподнявшись, рухнул обратно.