Фаня Шифман - Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт

Постепенно потускнел жуткий фон фантасмагорической реальности. Она остановилась — ей жгуче захотелось увидеть их… хотя бы одним глазком… хотя бы узнать, что с ними ничего не случилось! Она не имела ни малейшего понятия о том, сколько времени она кружит по ораковевающей на глазах Меирии.

А между тем наступила ночь…

Счастливая случайность привела её в единственный уголок Меирии, которого ораковение почти не коснулось — это был маленький кусочек улицы возле старого дома Доронов, который она после всего пережитого и в опустившейся на посёлок тусклой мгле не узнала. Обессиленная девочка уселась прямо на землю, опершись о бывшую рекламную тумбу, с которой свешивались жалкие обрывки выцветших объявлений и афиш, и забылась тяжёлым сном. Она ещё не знала, что первой счастливой случайностью было то, что она покинула дом родных за несколько часов до явления туда отряда дубонов под командованием её брата Галя.

Она очнулась от странного забытья и медленно приходила в себя, выбираясь из оцепенения и шока после долгого блуждания по вздыбившейся Меирии, словно бы отчаянно сопротивлявшейся ораковению. Неожиданно она с изумлением увидела в мерцающей полумгле возникшего перед нею Ирми, закутанного в какие-то тёмные лоскуты. Он словно бы сгустился из воздуха и потрясённо уставился на неё, потом с трудом выговорил: «Что такое? Ты же должна быть у Арье…» — «Нет, я уже не у Арье… я тут… я… э-э-э… сбежала…» — слабо пролепетала девушка, виновато поглядывая на Ирми. — «Но ведь уже ночь! Как ты не боишься?.. Одна… Хорошо, что я тут случайно оказался!» Но долго изумляться было некогда. Он указал ей на дом, в котором она не сразу признала старый дом Доронов — пока, поведя глазами, не увидела перед собой знакомую калитку.

Ирми осторожно ввёл девушку в салон. Ширли, услышав где-то совсем близко, за стеной, голос Ноама, тут же слабым голосом пролепетала: «Меня ноги не держат, никуда я не пойду…» С этими словами она забралась с ногами в кресло, свернулась калачиком и тут же провалилась в глубокий сон.

Ирми пытался связаться с Арье, чтобы сказать ему, что Ширли уже у них. Но та-фон Арье молчал. Сделав несколько попыток, Ирми в отчаянии закрыл аппарат. И в этот момент услышал голоса на кухне, рядом с комнатой, где спала Ренана. Он тут же вышел к ребятам и грозно цыкнул на них, приложив палец к губам. Ноам поднял на него глаза и сердито прошелестел: «Ирми, ты можешь сказать, что, собственно, происходит? Что с Ренаной? Что с Ширли? Откуда она тут? Ты же говорил, что она у Магидовичей!..» Рувик, услышав имя Ширли, поднял голову: «Что? Что случилось?

Почему мне ничего не говорят?» Ирми позвал ребят за собой на кухню, закрыл дверь и медленно, нерешительно заговорил, глядя в пол: «Вчера был налёт дубонов на ульпену, так сказать, операция колпакования, а на самом деле погром! Власти Эрании решили превратить наши школы в Центры Колпакования… Били девочек, по-всякому издевались… Наши девочки пострадали. На пике всего этого… было совершено тяжкое преступление…

Нет-нет… наши девочки беседер… э-э-э… — успокоил он сразу вскинувшихся и сильно побледневших Доронов. — Об этом, как я понял, не сможет промолчать пресса, даже «Silonocool-NEWS»… В общем, во время этого налёта одну ученицу ульпены бандиты вытащили с территории… и… — и он, побледнев, прошептал чуть слышно: — изнасиловали…» «Ты что! Кто это сделал? — побледнел и начал заикаться Ноам. — Им же запрещено касаться женщин и девушек…» — «Как я понял, в этой компашке собрали «малину» уголовников, и они под шумок… Им же внушили, что с фиолетовыми девчонками — всё дозволено, полнейшая безнаказанность!.. В общем, мы с Ренаной случайно нашли на улице эту несчастную, чем смогли, помогли… Это на Ренану произвело тяжёлое впечатление, она в шоке… Поэтому… не расспрашивайте её ни о чём… Пока…» Ноам удивлённо и укоризненно поглядел на Ирми и что-то пробурчал.

Ирми помолчал, потом заговорил: «Наши уже сейчас требуют расследовать это дело.

И вообще, по какому праву почти сразу после объявления указа «сам-себя-назначенного» исполняющего обязанности рош-ирия Эрании, до того, как они успели подать протест, к ним послали дубонов, которые и устроили этот погром… А сейчас, ребята, вернитесь в студию… Я не понимаю, почему вы не спите в такой поздний час? Из дома… даже не прошу, а требую! — ни под каким видом не отлучаться! Я хочу подскочить к Магидовичам, почему-то не могу с ними связаться, чтобы сказать:

Ширли у нас… От вас с Нахуми я привет передам, не волнуйся…» Но тут у него из кармана раздался сигнал ницафона: звонила Хели, попросив его немедленно подойти к ним по поводу несчастной девушки, и Ирми, успев только сказать Ноаму, что его поход к Магидовичам откладывается, стремительно выскочил из дома, на ходу переводя ницафон в режим защиты.

Девушки проснулись и почти одновременно из разных комнат направились в ванну, почти столкнувшись у самых дверей. Обе не могли скрыть изумления. Умываясь и причёсываясь, перебивая друг дружку, они обменялись рассказами о своих приключениях. Только про Сареле Ренана рассказала не сразу.

Ренана распахнула шкафчик туалетного столика в ванной комнате и всплеснула руками: «У меня идея! Знаешь, чем мы с тобой сейчас займёмся?» — «Не-а…» — растерянно лепетала удивлённая Ширли. — «Вот смотри: тут у нас целый склад париков, которые мы с мамой и бабушкой Шоши когда-то делали на Пурим. Бабуля и маму научила!.. Ты бы знала, какие костюмы мы втроём мастерили! Мама наловчилась делать отличные парики, а мы с бабулей — костюмы. Их они, наверно, увезли в Неве-Меирию, или просто роздали желающим, а парики почему-то остались!» Едва соображая, Ширли кивнула головой.

Ренана привела Ширли в ту комнату, которую когда-то занимали мальчишки — теперь сюда перенесли кое-какие вещи из девичьей комнаты. Ширли тут же забралась с ногами в старое ободранное кресло. Ренана вытаскивала из свёртка один парик за другим, расправляла, надевая на кулак или на растопыренные пальцы руки. У каждого парика была интересная история, что она и поведала подруге.

Ширли с лёгкой завистью думала: до чего же весёлая и радостная жизнь была в этой семье! У Блохов тоже было весело, но теперь радости своей семьи ей казались какими-то тусклыми в сравнении с тем, как жили Дороны. Разве что поездки за границу и походы на пляж всей семьёй, купанье в море вместе с братьями, милыми добродушными толстячками. Она с грустью описала Ренане большую фотографию, что висела у них в салоне: трое хохочущих детишек держатся за разноцветный резиновый круг и бьют по воде ногами — кто сильнее? Папе тогда удалось поймать отличный ракурс! Теперь эта фотография осталась на стене памятью об их детском восторге, а радость тех дней исчезла — и больше не вернётся…