Ольга Макарова - Камень первый. Холодный обсидиан

Сзади захлопнули тяжелую дверь; по коридору пробежал последний сквознячок. Он-то и принес певучий голос привратника:

— …Конечно… и я всегда рад тебе, Хельга-Влада! Так, как только создание может радоваться создателю. Так, как только друг может радоваться другу! — говорил он складно и искренне. Кан невольно почувствовал себя косноязычным и даже позавидовал. На новое имя Владиславы он и внимания не обратил: мало ли имен и прозвищ можно набрать за пятнадцать тысяч лет?..

Их встретила небольшая уютная гостиная, залитая мягким неярким светом камина. Кангасск тут же потянул замерзшие руки к огню.

Тем временем появился привратник. Галантно припав на одно колено, он поцеловал Владиславе руку, а после поднялся и принял у нее плащ. Свой плащ Кангасск, не дожидаясь приглашения, повесил на крючок сам. И вообще едва удержался, чтоб не показать этому малому язык за все его изысканные манеры и восторженные возгласы. Хотя прекрасно понимал, что переносить неприязнь к Серегу на его слугу не есть хорошо… Слугу?.. или Ученика?..

— Кангасск Дэлэмэр, мой Ученик, — уже представляла его Владислава. Видимо, как младшего старшему. Пришлось отвернуться от огня, подняться на усталые ноги и склонить-таки голову в знак приветствия. — А это Орион-мастер.

Звавшийся Орионом кивнул и откинул капюшон…

Он не был человеком. Хотя почти человечьим выглядело его лицо, чистое, даже без намека на бороду или усы. ПОЧТИ человечьим: потому что большущие, золотисто-карие глаза с пушистыми ресницами занимали чуть ли не пол-лица. А так… удивительный, с горбинкой нос и правильно очерченный тонкий рот могли бы принадлежать потомку какой-нибудь северной аристократической династии. Волосы, аккуратно подстриженные и уложенные, черные, как смоль, были слишком пушисты для человеческих. Так мог бы выглядеть стриженый мягкий мех. Образ довершали роскошные острые уши: вроде как у человека (за правильные, хоть и большие, ушные раковины), а вроде как у большого черного кота (за тряпочные кончики и подвижность). Чудесные уши, покрытые особо теплой пуховой шерстью с блестящими в свете огня остевыми волосками.

— Здравствуй, Кангасск, — приветствовал его диковинный не-человек. Под верхней губой мелькнули перламутровые острые зубы. Нечеловечья его улыбка была, тем не менее, очень приятной… по какой-то неизвестной причине.

— Здравствуй, Орион, — Кан изо всех сил попытался перестать удивленно на него пялиться: опустил глаза… И уперся взглядом в две массивные меховые лапы, выглядывающие из-под плаща…

— Красного вина? И чего-нибудь горячего? — осведомился Орион у Влады.

Та кивнула, и он бесшумно скрылся за дверью.

Кангасск рухнул на диван и тут же утонул в мягких подушках. Не будь он так заинтригован, уснул бы, не дождавшись ужина. Но тут он разлепил сонные глаза и спросил:

— Учитель, кто это? Еще один Ученик?..

— Нет, — рассмеялась она. — Орион — смотритель Серой Башни. Поддерживает здесь порядок и принимает посетителей, когда Серег не в духе или умчался куда-нибудь по делам.

…судя по всему, в данный момент Серег был не в духе… Кана так и подмывало съязвить. Но он себя пересилил.

— А что он за существо, этот Орион? — спросил он с интересом.

— Орион — дитя звезд, — мелодично рассмеялась Влада. Серая Башня всегда навевала воспоминания… — В мире, откуда мы пришли, на небе было созвездие Ориона…

…Это давно было, еще на заре Омниса. Серег попросил у меня для своей Башни орка — были в нашем мире легенды о таких существах. Я приступила было творить, но тут отвлеклась: над Югой в тот вечер сияли необыкновенной красоты звезды. Небо было таким чистым, таким черным, что впору забыть, что стоишь за земле. Так и виделось, что глядишь в безграничную звездную карту, на целый архипелаг неисследованных миров, где в каждом свои законы и свои миродержцы.

И под этим небом я пыталась сотворить орка. Долго пыталась. Слушала, как дышит юный Омнис, слушала свои мысли. Ну не могу — и все. Как взгляну на звезды, так и вижу каким-то внутренним взором чудесные пушистые уши, вроде как у человека, а вроде как у большого черного кота, и эти глазищи, большие, умные, добрые… Так и сотворила его, как сердце подсказало, и назвала Орион: в этом созвездии над нашим миром звезды складывались в человечью фигуру, и три звезды в одну линию составляли ее пояс.

Орион был маленький, как человечье дитя, и заплакал, когда его коснулся ночной ветер… Он жил и учился у меня десять лет, прежде чем я привела его к Серегу. Я помню, как он обрадовался. Больше, чем обрадовался бы любому орку. И принял Ориона не слугой, а Учеником…

В годы ученичества Ориона они с Серегом всюду путешествовали вместе и часто бывали у меня на Юге. Старые книги всего Омниса до сих пор помнят о сыне звезд…

В этот момент сам Орион ступил за порог. Плаща на нем больше не было, и Кангасск увидел, что строение тела его почти человечье, разве что ноги напоминают меховые звериные лапищи. На теле под расстегнутой до середины рубашкой никакой шерсти и в помине не было. При каждом движении под гладкой кожей перекатывались внушительные мышцы.

Руки Ориона-мастера, державшие тяжелый бронзовый поднос с ужином, были на редкость красивы: сильные, с длинными тонкими пальцами, чем-то похожие на руки Серого Инквизитора, только, как видно, больше привыкшие держать кисть и краски, чем оружие. Он поднял поднос на одной руке, а другой ловко подогнал к дивану сначала столик, а потом и кресло… вместе с Владой, которая в нем сидела… и только затем поставил нагруженную яствами бронзу и объявил ужин…

— Угощайся, Кангасск, — радушно произнес Орион, заметив, что парень отчего-то задумался.

— Ага… — только и ответил тот.

Мастер Орион пожал плечами и по-хозяйски плюхнулся на диван рядом с Кангасском, забросил ногу на ногу и запустил острые зубы в тоненький кусочек сыра.

— Вы ведь надолго, правда? — с надеждой спросил он у Влады.

— Видимо, да, — задумчиво ответила она.

— Жаль, что тебя привела сюда беда, но я все равно рад. Воистину, нет худа без добра…

Разговор затянулся. Кангасск почти не слышал его, потому что сон после ужина решил взять свое. Все слова, которые, возможно, значили очень много, слились в монотонное бормотание, убаюкивающее, как журчание реки.

Кажется, потом он шел вслед за Орионом куда-то… потом снял ботинки… потом заставил себя раздеться и рухнул на кровать, уснув раньше, чем голова коснулась подушки.