Ольга Макарова - Камень первый. Холодный обсидиан

— А как правильно? — с детским наивом спросил Кангасск.

Когда-то Влада решила; вместе с Серегом они решили: не навязывать свою веру Омнису, какой бы она ни была и священных книг своего мира не цитировать. Но, видимо, вопрос Ученика, а вернее, тон, которым этот вопрос был задан, Владу растрогал.

— У нас говорили: Бог един в трех лицах, — сказала она. — И благословляли так: во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь.

Казалось, повеяло чем-то от этих слов, и мягко тукнуло в сердце…

— А ведь что-то есть в одной этой фразе… — покачал головой Кангасск…

…С реки дул холодный ветер. Он набегал волнами, порывами, трепал плащи и уносил с собой крохи тепла. Чтобы закрыться от него, пошли лесом. Глубокие сугробы здесь прорезала хорошая утоптанная тропа. Утоптанная странно: без грязи, без следов. Будто гигантская лыжня. Только вот кому здесь кататься на лыжах?..

Неловко повернувшись, Кангасск задел еловую лапу и получил снега за шиворот; и надо же было капюшону упасть на плечи мигом ранее… Ругнувшись, он принялся отряхиваться, чувствуя, что с каждой секундой снег все вернее превращается в холодную воду, стекающую по шее…

— Ты устал, Кангасск? — спросила Влада. — Мы идем уже четыре часа подряд.

— Да… Учитель… — Кан склонил голову и позволил помочь выгрести снег из-за шиворота.

— Мы можем добраться до Башни на трансволо. Если хочешь…

— Нет-нет! — Ученик замахал руками. — Подумаешь, снегу набрал… Здесь здорово. Давай дойдем пешком к самым дверям Башни… Снег, горы, лес этот разлапистый… когда еще выдастся случай посмотреть на все это?..

— Думаю, тебе на все это смотреть еще полгода, а то и больше… — посмеялась Владислава и водрузила теплый капюшон Ученику на голову.

— Я знаю, — вздохнул Кангасск, вспомнив о висящей над Омнисом проблеме, — не время болтаться просто так.

— Эх, — махнула рукой Влада, — куда же ты все торопишься… Поверь, простая прогулка по лесу порой дает больше пользы, веры и надежды, чем беготня с мечом наголо. Мы пойдем дальше, Кангасск. Только остановимся на полчасика. Отдохнем, перекусим. Погреемся, наконец…

…Неизвестно, откуда появились добротные еловые дрова — елок никто не рубил, — и еда — фрукты и мясо, — и питье — какой-то густой горячий напиток со сладким запахом. Как оказалось, какао. Все это ждало их за следующим поворотом тропы, уложенное на боку старой поваленной ели, под навесом, закрывавшим от снега.

Кангасск впервые видел, как, с трудом, вбирая в себя живые силы мага, рождается огонь на Севере. Он предлагал воспользоваться зажигалкой, но Влада возразила: «Нет, ты должен на это посмотреть»…

И он смотрел. И многое понял в тот момент, когда огонь наконец сформировался и весело захрустел дровами… Воистину, надо быть могущественным магом, чтобы здесь, в царстве Хоры Лунарис, заставить термальное заклинание работать по законам солнечного стабилизатора. Дракончик со своей примитивной магии, справился бы куда проще, он ведь даже не заметил переезда с Юга на Север… почему же человек так не может?..

Кан думал об этом. Говорил об этом с Учителем, греясь у веселого огня, но так и не узнал ничего нового: человек просто не может сам стабилизировать магию, — таков был ответ. Почему не может? — Такова его природа… В общем, не получилось откровенного разговора. Тогда Кангасск спросил: а что за горами Фумо? Ведь и вправду, не видел он ни одной карты, которая бы показывала, что лежит за. И ответ был: там дикие земли, которые человек исследует, когда придет время и нынешний обитаемый круг станет ему тесен… «Там леса, реки, горы, все как здесь. И живет множество зверей. О большинстве из них даже мы не знаем,» — «Но как? Вы ведь творили их!» — «Творения — как мысли, Кангасск. Ведь бывают у тебя такие мысли, которые ты гонишь от себя. И такие, о которых ничего не знаешь…»

…Еда подняла настроение и прибавила сил. И еще вежливо отстранила все глубокие вопросы, мешающие желудку наслаждаться сытостью съеденного. Через час Кан готов был бежать до Башни бегом.

Но путь был долог. И к воротам Серой Башни Учитель и Ученик подошли только поздним вечером, когда на небе во всей красе проступили Луна и звезды… Раз решившись, Кангасск уже не отступился, хоть и устал смертельно и едва не спал на ходу. Но, даже засыпая, он умудрялся удивляться, что до сих пор при каждом выдохе из ноздрей у него идет белесый пар, точно дым у особо наглого дракона…

Серая Башня выглядела так, будто, единожды сотворенная монолитом, гладким, как зеркало, отражающим звезды и облака, была расколота на бездну кусочков и затем собрана вновь: мозаика камней, больших и малых, составляла ее от основания до верхушки, и у каждого было неизменно гладкое, без единой выщерблинки, ребро.

Вершина терялась, мыслилось, среди звезд и балкончиком, должно быть, выходила прямо на Луну… Одинокая Башня, без замка, без крепостной стены, которую должна бы охранять; огромная, с половину Арен-кастеля в основании, поднимающаяся в облака, как мистическая стела… И десять тысяч… и даже больше умелых рук не смогли бы собрать такое: она была создана. Единожды и навечно.

Человек в теплом плаще открыл им двери и учтиво пригласил войти. Он был ростом Кангасску до подбородка, но в плечах куда шире, и подбитый черным мехом плащ, наброшенный на эти плечи, скрывал недюжинную силу.

Привратник и Владислава тут же разговорились прямо у порога, а Кана отправили вперед. Он шел коридором, высоким, светлым, где по стенам вились узоры из разноцветных жил набухшего полупрозрачного стекла. Не сразу, но Ученик понял, что это две карты Омниса, с разных стен глядящие друг на друга. На одной («год первый от пришествия») не было ни одного города, ни одной дороги, ни одного леса: весь Омнис покрывала бледно-зеленая травкая, словно молодая кожа — ожог, а на другой («год номер ноль») багровела открытой раной выжженная земля. Стало не по себе; к горлу подступил даже не ком, а здоровенный ледяной булыжник…

…кто жил в этом мире до миродержцев, до людей?.. кто превратил свой мир в кашу из земли и магмы?.. на чьем поле битвы разбили Влада и Серег свой райский сад?… и зачем встречать каждого, входящего в Башню, этими двумя картинами?..

Сзади захлопнули тяжелую дверь; по коридору пробежал последний сквознячок. Он-то и принес певучий голос привратника:

— …Конечно… и я всегда рад тебе, Хельга-Влада! Так, как только создание может радоваться создателю. Так, как только друг может радоваться другу! — говорил он складно и искренне. Кан невольно почувствовал себя косноязычным и даже позавидовал. На новое имя Владиславы он и внимания не обратил: мало ли имен и прозвищ можно набрать за пятнадцать тысяч лет?..