Игорь Мерцалов - Схаас

— Посмотрите сами, ваше величество, — вещал он. — До сих пор ваша сила не находила достойного применения. Кое-кто, кстати, я лично слышал, сомневается, что вы добыли золото в бою. Ибо никто еще не видел вас в деле! Народ восхищен предстоящим походом, однако нельзя, положившись на это, оставить за спиной семена измены. Вот мы и придумали это испытание… — «Черт, какие еще „мы“, я ведь только что ляпнул, будто был один…» — Я говорю «мы», потому что идея возникла не у меня одного. Просто никто больше не решился претворить ее в жизнь. Дело в том, что… не знаю, как и сказать… Не обижайтесь на них, господии… — «Величество» звучит лучше… Череп неслучайно, поди, сует это «величество» к месту и не к месту…» — Но они… не поверили в ваш ум. Никто из нас не подвергал сомнению ваше боевое искусство, все мы знали, что вы легко одолеете негодяев! Но другие не были уверены, что после расправы над подлыми мерзавцами, посмевшими противостоять вам, вы прислушаетесь к нашим словам и прозреете истинный смысл происшедшего!

Теперь Мартин говорил уже не столь подобострастно, сколь пылко, прикидывая в то же время, как можно ненавязчиво выпрямиться, чтобы по меньшей мере не говорить снизу вверх. Вообще-то он никогда не был хорошим говоруном и сейчас жалел, что рядом нет Черепа — тот, если не убедил бы Длинного Лука, хоть сумел бы уболтать его до потери пульса. Однако стрела, неотрывно следящая за его переносицей, оказалась ключом, отомкнувшим запоры на скрытом доселе таланте оратора.

— Так и получилось, что я остался один, не потерявший веру в вашу мудрость, ваше величество. Тяжела участь одиночки. Что мне было делать? Оставленный всеми товарищами, брошенный на произвол судьбы, что еще я мог сделать, чтобы спасти вашу репутацию, чтобы отвести от вас насмешки и сомнения? Что еще оставалось мне?

Он снова выдержал паузу, на сей раз такую артистичную, что она сделала бы честь и самому Черепу, — надо было определить, как воспринял повелитель всю ту ахинею, что он наплел. И только тут заметил, что губы Длинного Лука едва заметно шевелятся.

На самом деле некоронованный король давно уже слушал Мартина вполуха. Гораздо больше его занимал неслышный, беззвучный разговор с юной ведьмой, которая теперь, не опасаясь отвлечь Длинного Лука от драки, начала говорить «в полную силу» мысленного голоса — до сих пор она ограничивалась только спасавшими Лука «подсказками».

«Как ты это делаешь? — удивлялся вожак Вольницы. — Слов почти нет, а я понимаю все, что ты хочешь сказать!»

«Зато я не понимаю тебя! Что тебе нужно от этой твари? Сколько еще ты хочешь потратить времени на его бред?»

«Я хочу унизить его. Напугать и заставить повеситься на собственном поясном ремне. Слышала, он говорил о преданности? Вот сейчас я его преданность и проверю».

Мысль о предателе, болтающемся в петле на суку, была почти такой же сладкой и манящей, как раньше — мысли о золоте, из-за которых он повздорил с Истер над кладом. Только Длинный Лук не замечал сходства, зато Истер видела его хорошо.

«Не отдавайся мелочам, у нас есть дела поважнее».

«Мелочам? Этот подонок предал меня, хотел убить, а теперь врет мне в глаза не краснея! Я имею право отомстить. В конце концов, я просто хочу повеселиться после неприятных моментов, которые пережил из-за него».

«Ах, дорогой, разве этот человек враг тебе?»

«Разве нет?»

«Он слишком мелок, чтобы быть врагом, достойным тебя. Просто грязь, пыль на твоих сапогах, которую даже не нужно отряхивать — ветер сдует».

«Кто же, по-твоему, будет стоящим врагом?»

«Паяц, который увел Изабеллу. Граф Томас Рэдхэнд. Не беспокойся, найдутся!»

И вдруг вместо слов и ясных мыслей в голову Длинного Лука ворвался по-звериному туманный, неопределенный сигнал опасности. Истер и сама не знала, откуда пришло это чувство, но позволила природному инстинкту ведьмы поднять тревогу. Длинный Лук вздрогнул, напрягся — и вовремя! Он разглядел на лице Мартина еще не решимость, но уже идею: сейчас, когда напыщенный вожак ушел в себя, уйти от прицела, броситься на него и вогнать нож в живот…

В следующий миг Мартин, заметив, как изменился взгляд Длинного Лука, передумал сопротивляться и попытался склонить голову пониже, чтобы не выдать себя, но было уже поздно.

— Посмотри на меня, — тихо и отчетливо потребовал Длинный Лук.

Переносица, едва обласканная покоем, снова нестерпимо заныла от предчувствия. И не зря. Молниеносный удар дикой боли между глаз ослепил его и выбросил в небытие.

Истер прочитала закрывающее заклинание и позволила себе разлепить веки. Обмен мыслями, тем более с человеком, не имеющим никаких магических талантов, отнимал прорву сил. Однако она не чувствовала себя в убытке. Хорошо то, что хорошо кончается, а неожиданная передряга завершилась на славу. Недоверчивые теперь трижды подумают, прежде чем проявлять недовольство, но главное — Длинный Лук преодолел еще одно искушение, на сей раз — искушение мелочностью. Это радовало. Если так пойдет дальше, того и гляди, на него можно будет положиться.

Истер легла на траву под раскидистым деревом, потянулась, словно кошка на солнце, и задремала. Ей обязательно требовался отдых, потому что впереди, и очень скоро, ждали события куда более серьезные. Юной ведьме снились чарующие пейзажи Драконовых земель, в дивных, исполненных неземной, первобытной страсти видениях она бродила там, чувствуя себя богиней.

Глава 13

ПЕРВЫЕ ШАГИ

Ночь прошла спокойно, дозорные не заметили ни малейшего движения в окрестностях замка, о чем капитан стражи и доложил еще затемно. Сэр Томас выслушал его, молча кивнул и, оставшись наедине с призраком, сказал:

— Пора.

На восточном небосклоне нежно алела заря, когда четверо путников встретились во дворе перед донжоном. Конюхи привели оседланных лошадей. Когда были навьючены припасы, сэр Томас подозвал к себе всех четверых.

— Не буду долго говорить, вы уже знаете достаточно, что от вас требуется. Помните только, что во всех вас я верю как в самого себя. Помните, что дело, на которое вы идете, трудное и опасное, но не труднее и опаснее, чем сама жизнь. Да благословит вас Господь, как благословляю я. Идите с Богом и возвращайтесь на крыльях победы.

Спутники Джона низко поклонились графу, и молодой Рэдхэнд поспешил последовать их примеру. Сэр Томас очень изменился со вчерашнего дня — трудно было поверить в его вспыльчивость, глядя в спокойные и мудрые глаза. Может, это призрак? Утренний полусвет еще не позволял сказать наверняка, и все-таки Джон понял, что это не так. Ведь сейчас было время сэра Томаса живого, и едва ли человек, всего в жизни добившийся сам, способен отсиживаться в стороне, когда решается его судьба. Джон вдруг осознал, что неплохо понимает этого человека, все его скрытые тревоги и трепетные надежды.