Владимир Воронов - Отродье. Охота на Смерть

Прад отчего-то громко захохотал. Все посмотрели на него как на ненормального — поводов для смеха не было. Домовой на потолке бережно гладил бархатную шкатулку, обнюхал её, любовно прижал к заросшей щеке:

— Какая красивая! Давно Мирон не видел красивых вещей… Всё увезли, всё сломали… Дом изгадили… Ненавижу людишек! Какая красивая! — он осторожно приоткрыл шкатулку, заглянул внутрь, скорее всего ничего не увидел, поэтому открыл её полностью, — Ааааа!!! Чёрт!!! ААА!!! — оглушительно заорал Домовой.

Шкатулка выпала из его рук, упала на пол — разбилась. Прад зашёлся истерическим хохотом, даже начал бить рукой по ноге, чтобы остановится. Домовой резко прекратил кричать, по-недоброму уставившись на Капитана.

Арина посмотрела на разбившийся подарок — между щепками тёмной древесины и бархатной тряпкой серебрились осколки зеркала.

— Отродье! Обманул Мирона! Подарил Зеркало. Зеркало — плохое! Мирону нельзя смотреть в зеркало! Сука! — глаза Домового наполнились кровью. Он не кричал, говорил тихо-тихо, но каждое слово наполнялось силой, буквально оглушая, его маленькое тело трясло от негодования.

— Капитан, осторожнее! — крикнула Гита, но поздно.

Арина почему-то не заметила, как Мирон поднял длинные руки с намозоленными ладонями (совершенно не предназначенные для колдовства) начертил пальцем в воздухе неровный символ, сжал пальцы в кулак и толкнул воздух перед собой. Послышался грохот.

Прад, продолжавший хохотать, не почувствовал угрозы. Он всё ещё смеялся, когда на него обрушился крупный фрагмент кирпичной стены.

— Я приказываю тебе замереть! Подчинись! — кончики пальцев покалывало — это происходило постоянно, когда Арина пользовалась "Приказом". Необъяснимая энергия проходили сквозь её тело, концентрировалась в голове, в губах, а потом оставляла её, наподобие стрелы устремляясь к цели.

Ещё минуту назад относительно чистую комнату было не узнать. Половые доски ощерились зазубренными разломами. Большие куски извёстки исчезли неизвестно куда, на их месте чернел заплесневелый раствор, торчала пакля. В тумане от цементной пыли, ей казалось, что она осталась одна во всём мире. Вернее она и Домовой, окаменевший на потолке с ехидной ухмылкой.

Пыль медленно оседала.

У кучи расколовшегося кирпича суетилась Гита. Из-под завала была видна поникшая рука Капитана — белая то ли из-за извести, то ли из-за потерянной крови. Арина кинулась на помощь подруге. Вместе, не жалея маникюра на руках, они быстро расчистили место, но освободить Капитана оказалось не так-то просто. На него навалился большой монолитный участок стены. Рыжие кирпичи растрескались, но в советском союзе делали хороший цемент — он крепко держал конструкцию, засохнув серыми кровоподтёками на поверхности. Кусок стены весил, наверное, килограммов сто. Как не пытались девушки его поднять — ничего не получалось.

В помещении запахло дымом.

— Вот только пожара нам не хватало, — прошипела от натуги Гита, силясь приподнять стену.

— Где же Вадим?

— Забудь! С мужиками вечно так: когда они очень нужны их никогда нет на месте!

Из-под пальцев Арины откололся кирпич, Гита в одиночку не удержала приподнятую стену, и та опять упала на Капитана. Под кирпичами застонали.

— Блин, надеюсь, мы его не добили, — искренне переживая, сказала Арина.

— Этого так просто не убьёшь, — усмехнулась Гита.

За их спинами возник большой тёмный силуэт. Широкие ладони Вадима уверенно взялись за край обвалившейся стены. Он напрягся и как-то легко поднял её, освободив Прада. Перед тем как приступить к оказанию первой помощи, Арина успела в очередной раз удивиться тому, насколько сильные эти мужчины. И откуда в них столько силы?

Прад лежал ничком. Не обязательно было быть врачом, чтобы понять — рука Капитана сломана — об этом говорил неестественный изгиб в районе локтя. У левой ноги скопилась лужица крови. Смешавшись с цементной пудрой, она напоминала ртуть. Вопреки ожиданиям Прад оказался в сознании — с тихим стоном попытался подняться. Ему помогли сесть. Гита побледнела и закрыла рот рукой, когда увидела травмированную ногу. Открытый прелом — зрелище не для слабонервных. На первом курсе в медицинском, Арину и саму чуть не стошнило, при первом взгляде на желтоватый обломок кости, торчащий сквозь мясо.

Что-то упало с тяжёлым тупым звуком, как падает мешок картошки. Все посмотрели в дальний угол, где распластался Мирон. Скованный приказом Арины, он продолжал неприятно лыбиться.

— Вот подонок! — прохрипел Прад, державшийся за правый бок, — рёбра видимо тоже пострадали. — Хватит со мной нянчится — заживёт! Прикажи-ка лучше нашему уродцу рассказать всё про Предводителя и уйдём отсюда, — сказал он Арине, которая накладывала на ногу шину из ритуального кнута.

— Говори! — приказала она, зыркнув в угол.

Губы домового зашевелились, хотя он сам оставался парализован:

— Гы-гы, неплохо я тебя? Но ты — отродье, сам напросился! Никакого уважения… Пришёл бы как полагается, пригласил побеседовать, подарок принёс…

— … и ты бы мне ничего не сказал, — миролюбиво отозвался Прад, — Заткнись! Если бы всё пошло по-моему, мы бы уже ехали по домам, а ты продолжал куковать тут в одиночестве. Я просто не учёл, как долго ты здесь прозябаешь — весь дом собой пропитал, со стенами слился — всюду несёт нечестью, редкое явление даже для такого старика как ты.

Мирон пытался, что-то сказать, но его никто не слушал. Прад благодарно посмотрел на Арину, вытиравшую окровавленные руки и, как умел только он, мгновенно стал галантным:

— Ара, запомни меня таким жалким, израненным, побитым… Обязательно запомни! — ухмыльнулся, — будешь рассказывать внуку какому-нибудь Карену или Наргизу, потому что больше меня таким не увидишь никогда!

— Капитан, поменьше разговариваете, у вас сломано ребро, — Арина привыкла не обращать внимания на его остроты.

— Прикажи ему всё рассказать и поедем.

— Хорошо.

После того, что он сотворил с Капитаном, который, правда, отчасти сам виноват, вся её симпатия к Домовому улетучилась. Не задумываясь, она произнесла нужные слова:

— Домовой Мирон, приказываю тебе: расскажи все, что знаешь о Предводителе — Ганталианте, появившемся в Москве.

Мирон захрипел. Шерсть на его загривке встала дыбом, жилы натянулись. Необъяснимым образом, видимо собрав все внутренние силы в кулак, он преодолел предыдущий приказ — пошевелился. Длинные пальцы тянулись к худой шее:

— Сссс… Сссссс. Сссс, — шипел Домовой, а его же собственные руки смыкались в замок на горле.