Олег Микулов - Тропа длиною в жизнь

Обучение языку… Степнякам оно представлялось веселой игрой: на привалах Аймика учили все наперебой: и охотники, и женщины, и дети. Чтобы объяснить значение некоторых слов и фраз, порой разыгрывались целые сценки. Особенно старалась одна черноглазая девчонка, чем-то напоминающая Айюгу, совсем молоденькая, но, судя по рубцам, уже прошедшая Посвящение. Она теребила Аймика даже тогда, когда ему было уже не до чужих слов, не до пояснений, – завернуться бы с головой в свое старое одеяло из оленьей шкуры и спать, спать… Дело кончалось тем, что Кайт шлепал непослушную пониже спины и говорил что-то такое, от чего та, смеясь, убегала прочь.

Настал день, когда Аймик понял, что степняки не только кочуют. С ночи откуда-то повеяло ледяным холодом; ветер, казалось, хотел сорвать одеяло, а заодно унести и того, кто тщетно пытается уснуть, завернувшись в него. Утром ветер не ослаб, даже усилился. Не дождь он принес и не снег – мелкие острые ледышки, больно хлещущие тело даже сквозь одежду… И все же люди шли скоро и весело, перешучиваясь на ходу, словно в ожидании чего-то радостного, долгожданного.

Вот оно и настало. Вместе со всеми Аймик пошел еще быстрее… Почти побежал… И остановился со всеми, недоумевая, с чего это вдруг такие радостные крики?

Конечно, мешала эта серая пелена, безжалостно секущая ледышками. И все же, оглядевшись, Аймик понял: люди Кайта пришли на старое, хорошо знакомое, давно обжитое и, по-видимому, очень дорогое для них место. И как это он сразу не заметил (град помешал, конечно). Вон островерхие каркасы; одни покосились, другие выглядят нормальными жилищами… Конечно, пока это не так, но ясно и то, что восстановить их будет несложно; это вам не дома из мамонтовых костей. Все заросло травой, но теперь он различает под ногами и кремни, и золу, и осколки костей. Там, должно быть, был очаг… Там – сушилка для шкур… Взгляд охотника ловил новые и новые подробности былой жизни… Былой? Она уже начала возрождаться. Люди не мешкая шли к своим оставленным жилищам, уже принимались за дело. И Духи воздуха приветствовали вернувшихся: черная градовая туча отодвинулась к самому краю Земли, и Духи возвели свой многоцветный Мост, соединяющий Миры.

3

Как узнал после Аймик, люди Ворона вновь и вновь возвращаются на это место, где они зимуют, перед тем как весной снова встать на Бизонью тропу.

– И на летних Бизоньих тропах есть наши стойбища, – поясняли охотники (к началу зимы Аймик уже сносно владел их языком). – Два стойбища. Одно – начало лета, второе – начало осени. Две Большие Охоты. Главные. Но там живем меньше, чем здесь. Не так долго…

Да, здесь все было по-иному. Уже тогда, когда восстанавливали жилища, Аймик обратил внимание на то, что люди работают лишь на половине поселения, стараясь даже не заходить на вторую половину. Подумав, он решил ни о чем не спрашивать: жесты и мычание – не лучший способ выяснять такое, что может касаться Запретного. Авось выяснится само собой.

Так оно и вышло. Два дня спустя здесь появились новые люди; судя по радостной встрече – тоже дети Ворона. Ими предводительствовал высокий старик, безбородый, как и все здешние мужчины. Три белых лебединых пера красовались на его голове среди множества черных вороновых перьев. Когда немного стих радостный шум первой встречи, Кайт подвел Аймика к этому старику и они о чем-то заговорили, время от времени посматривая на чужака.

(Понятное дело, о нем, о чужаке.) В конце концов старик кивнул в знак согласия, улыбнулся Аймику и отошел к своим людям. Аймику показалось, что Кайт доволен… вроде бы он даже вздохнул с облегчением.

Эти-то люди и принялись обустраивать вторую половину стоянки. А потом все вместе укрепляли, обтягивали

новыми шкурами одно, самое большое жилище, вокруг которого остальные располагались незамкнутым кругом. Аймику хотелось заглянуть внутрь, но он чувствовал: излишнее любопытство здесь неуместно. Успел лишь заметить, что там внутри находится большой камень, а за ним столб. Он и не подозревал, что вскоре познакомится с этим жилищем поближе… и знакомство это окажется не слишком приятным.

Когда работы завершились и стойбище приняло обжитой вид, все люди Ворона собрались в центре, переговариваясь и время от времени посматривая на Аймика. Он не так хорошо освоил язык людей Ворона, чтобы разобрать, о чем они говорят, и от этого под их взглядами вдруг почувствовал себя… как-то неуютно. По телу пробежал мимолетный озноб, словно ему предстояло войти в холодную воду…

– Не робей! – вдруг раздалось над самым ухом. Аймик вздрогнул от неожиданности.

Кайт, это был он, дружески хлопнул чужака по плечу и повторил:

– Не робей! Церемония, понимаешь? Общая. Для всех. Начало… И ты…

Аймик понял далеко не все, но согласно кивнул. Главное ясно: предстоит какая-то церемония, и он, чужак, то ли будет принимать в ней участие, то ли, напротив, должен уйти, когда она начнется…

(…Ладно. Там будет видно; объяснят. А пока… не подавать виду, что волнуешься.)

Старик и Кайт вошли в большое жилище. Говор смолк; люди напряженно ждали чего-то важного. Аймик старался выглядеть бесстрастным, но ему казалось, что сидящие полукругом охотники, женщины и дети слышат, как колотится его сердце.

(Вот еще одна странность. На церемонии – даже дети. И он, чужак, – в центре!.. А что если Хайюрр и его сородичи правду говорили, и сейчас…)

Полог приоткрылся, и изнутри потянуло запахом дыма… Не совсем обычным запахом дыма. Старик и Кайт приблизились к Аймику и жестом велели встать на колени. У его губ появился небольшой кожаный мех.

Пей!

(Что-то кисловатое, вяжущее рот… Хмелюга? Должно быть, она…)

Повинуясь новому знаку, он разделся до пояса и вновь почувствовал, как тело охватывает неприятная дрожь. Его заставили вытянуть руки вперед и, стиснув локти и запястья, торжественно повели ко входу в странное жилище. Сзади послышалось негромкое пение.

(Чем ближе, тем сильнее колотится сердце. И запах этого дыма… Голова…)

– Иди!

На негнущихся ногах он вошел внутрь. Сноп света падал сквозь дымовое отверстие прямо на камень, на котором курилась какая-то трава. Столб был сплошь покрыт резьбой и росписями… не то узоры, не то личины, свивающиеся, переходящие одна в другую… (Красное!.. Конечно, кровь… И сейчас, сейчас…) Кружилась голова. Кажется, его подвели к камню, заставили нагнуться… Запах горящей травы, казалось, пропитал его всего насквозь, и вначале голова так закружилось, а тело так ослабло, что Аймик подумал: «Все! Конец!» – но тут…

…пришла необычная легкость. И ясность мысли. И острота зрения. Он вдруг стал различать каждую пылинку в падающем сверху столбе света, переливающегося множеством доселе невиданных красок. И понял, что каждая пылинка – такое же существо, как он сам, и сам он сейчас полетит вместе с ними…