Карина Демина - Внучка берендеева. Второй семестр

И Еську за шею схвативши, ткнул его носом в коробочку энту пустую, что щеня дурное в миску с молоком.

— Нюхай, — молвил Архип Полуэктович. — И запоминай, как остаточные эманации выглядят…

Еська только крякнул.

— Вторая где?

Шею Еськину, что характерно, наставник не выпустил.

— Т-тут, — Еська едва дотянулся до стола.

И внове дивно вышло.

Дунул.

Свистнул.

Кинул волос конский.

— Я сам не знаю, что тут… не успел открыть, — виновато произнес он.

А стол захрустел.

И самый краешек, с ножкою резною, отвалился. Архип Полуэктович скоренько этот краешек подхватил, перевернул, тряхнул.

— Ну и как это…

На широкую ладонь выпала лента красная, узелочками вязаная, а в каждом — по прядочке волос светлых, пуховых.

Видала я такие ленты прежде.

В Барсуках их кажная баба вяжет, от сглазу и от сполоху, от дурных снов, от собачьего заполошного лаю, с которого дитя после по малой нужде в постелю ходит, от иных напастей.

— Ленточка эта материна, — сказала я, отводя взгляд. — Их младенчикам вяжут, чтобы сберечь… и до года дите на рученьке носит. А после прячут…

И всю жизню берегут, потому как сила в этое ленте небывалая. Пущай не всякая мамка магическим даром наделена, зато у каждое в сердце слово особое живет, на которое Божиня откликнется. И сберегут сии ленты уже взрослого дитятку.

Отвадят беду.

Отгонят болезнь… а коль попадут в руки дурные, то и наоборот, привадят, примучат, приморочат…

— Надо же, — тише произнес Архип Полуэктович и волоски из ленты потянул. Переложил в платочек свой, завернул да в карману упрятал. — Теперь собирай, как было.

Ленту он самолично в захоронку убрал.

А ту не сразу Еське доверил.

Тот же, принявши, скоренько на место примостил… правда, мнится мне, что пара-другая заветных волосков и в его кармане осталася. Но я смолчала.

Так оно верней.

Глава 19. Про Арея, вовсе не царевича

Кирей приходил.

Часто.

Злил. И злость мешала поддаться огню. А еще не злость, но глупое человеческое желание доказать любезному родичу, что он, Арей, достоин… чего?

— Жив еще, племянничек? — Кирей всегда был раздражающе весел.

— Пока… еще…

…надо рассказать ему о книге. И госте. И… что-то останавливало. Самолюбие?

— Сдаешься?

— Я пытаюсь быть… объективным, — каждое слово приходилось вымучивать. Горло болело, не то обожженное, не то дымом отравленное. — Мне не выбраться.

— Плохо стараешься.

Сочувствия от Кирея не дождешься.

— Зачем ты… тут?

Он перевел взгляд на Кирея.

— Из любопытства, — дядюшка выглядел до отвращения бодрым. Он сел, скрестив ноги, и вытащил из-за пазухи яблоко. Круглое.

Красное.

Сладкое.

Яблочный аромат лишал равновесия, он перебивал запах камня и паленой плоти.

— Хочешь? — Кирей потер яблоко о рукав.

— Нет.

Арей зажмурился. Он не поддастся. Это нелепая попытка… чего? Он сам не знал.

— Ее опять убить пытались…

Кирей вгрызся в яблоко. Звук омерзительный и… и челюсти свело. Когда Арей в последний раз ел нормальную еду? Вчера? Позавчера? Он дотянулся до подноса и… и сжег все, что на нем находилось.

— Кто?

— Если бы я знал… как-то вот не чистосердечного признания не оставили…

— Из-за тебя?

Яблочный сок стекал по подбородку Кирея, и он вытирал его рукавом.

— Из-за меня? — Кирей задумался и жевать перестал. — Знаешь… не думал о таком, но вполне может статься… вполне… из-за меня… у меня есть враги, и есть те, кто представляется другом. А такие друзья порой хуже врагов. Впрочем, не мне рассказывать.

Он вытащил второе яблоко и кинул в круг:

— Лови!

Арей и поймал.

И прежде, чем разъяренное пламя с воем рвануло, чтобы покарать наглеца, вцепился в плотный сахарный бок зубами. Вкус… вкус был таков, что пламя отступило.

Отползло.

Оно не ушло, оно сдавило сердце, и Арей запнулся, согнулся от боли. Ничего. К боли он за эти дни привык, а сердце все же застучало.

— Ешь давай, — Кирей яблоком хрустел нагло, вызывающе даже.

— Ем. Кто?

— Вариантов на удивление много… во-первых, мои. Им как-то не по нраву пришлась идея с женитьбой. Сам понимаешь, мои наследники запутают и без того непростую ситуацию…

— Азар бы заметили, — яблоко было кисловатым.

И Арею вдруг вспомнились другие яблоки. Крупные, желтые, с искрой на шкурке, с плотной мякотью. Они созревали к середине лета, наполняя сад терпковатым сладким ароматом. И запах этот манил ос… мать их боялась.

Ко всему привыкла, а к осам — нет.

И дворня, ее окружавшая, волокла из дома веера из перьев, махала, отгоняя от матушки наглых насекомых. А он дурел от яблочного аромата.

Почему-то особенно остро ощущалась несправедливость. Хотелось свободы и…

…получил. Только не справился, ни с ней, ни с огнем.

— Азар — да, но… видишь ли, дорогой племянник, — Кирей больше не улыбался. — Ты еще, полагаю, столкнешься… но редко кто из нас марает собственные руки. Да и зачем? В степях довольно золота, чтобы заплатить тому, для кого оно дороже совести. Сколько стоит твоя невеста?

— Пока твоя.

— Пока — да. Ты ешь. Не давай огню сил… и повода… мои дорогие родственники… другие дорогие родственники, уж извини, ты пока беден и наивен, вполне способны заплатить человеку, чтобы человек оный решил за них небольшую проблему. Более того, они и снарядят его. Или ее.

— Ее? Почему…

— Не всегда платят золотом. Только золотом. Иногда золото — лишь… внешняя сторона.

Яблочный сок обжигал и без того обожженное горло. А мякоть хрустела на зубах. Или это зубы хрустели? Хорош он будет, когда выберется.

…если выберется.

Нет, Кирей прав. Нельзя выказывать слабость. Даже огню.

Тем более огню.

И значит, Арей выберется. Не ради себя…

— Зависть… ненависть… поверь, они многого стоят. Зослава здесь… скажем так, выделяется. И вряд ли так уж сложно отыскать девку не особо умную, но достаточно злую, чтобы рискнула, скажем, бросить в ямину амулет. А на землю — другой. Это ведь не сложно…

Кирей облизал пальцы.

— Яблоки люблю… в степях их нет. Не знаю почему. У моего отца, твоего деда, получается, еще когда он не стал каганом, был сад. Это роскошь. Деревья требуют воды, а вода — драгоценность… но он сад держал, чтобы все знали, до чего он богат. И там многие дерева росли. Персики. Абрикосы. Гранаты… ты пробовал когда-нибудь гранат? А яблок вот не было. Когда у меня прорыв случился, то… в бане сидели… угорели бы, если не все, то многие… огонь вырвался. Сжег. Не знаю, каким чудом я сдержал, чтобы только баню, но справился. А потом он и меня мучить стал… не так, как тебя, все же меня кое-чему учили… но тоже прилично досталось.