Охота на Странника (СИ) - Ульяна Муратова

— С каждым моим возвращением домой мы с женой ссорились всё больше и больше. В предпоследний приезд ссора вышла отвратительная, а братец лишь подкладывал хвороста в костёр и обнимал Дженеру за плечи. Гайяд тогда сказал, что я — идиот, и если бы ему выпала возможность быть с такой девушкой, как Дженера, он бы её не упустил. Наверное, это был первый раз, когда я осознал, что он хочет заполучить мою жену. Я понимал, что изменять она никогда не стала бы, поэтому эта мысль как-то не приходила в голову. До того момента я считал, что братец просто портит мне жизнь ради самого процесса, как он делал всегда. Я потребовал, чтобы он оставил мою жену в покое, он фыркнул и уехал в Нортбенн по делам, на что Дженера обиделась ещё сильнее, ведь я якобы лишил её друга и поддержки. В самый последний приезд она даже не вышла ко мне и не стала со мной разговаривать. Я купил её любимые пирожные и оставил в корзинке у двери её спальни вместе с цветами и подарками для неё и будущего сына. Наступил на свою гордость и пошёл к отцу, просить, чтобы он повлиял на братца и запретил тому настраивать Дженеру против меня.

Эрер замолчал, мрачно глядя в рассекаемую лучами фар темноту. Тяжёлые тучи выплёскивали на нас потоки воды, и ему пришлось сбавить скорость. К счастью, на тёмной стреле ночного шоссе мобили попадались редко.

Я не торопила напарника вопросами, ждала, когда он сам решится продолжить. Просто положила руку ему на плечо и легонько сжала, давая понять, что сочувствую.

— Отец посмеялся над тем, что я даже с собственной женой не в силах управиться. Я захотел увезти Дженеру, но родители не позволили. Да и куда мне было её везти? Ни жилья, ни доходов у меня не было, даже учёбу оплачивал отец. Дед с бабкой по матери живут в другом городе, ещё дальше от Кербенна, чем Пелль. А родители отца — слишком стары и больны. Чтобы не быть отчисленным, мне пришлось вернуться в Академию. Два дня спустя меня оттуда вызвали дознаватели. По обвинению в изнасиловании.

В салоне вспыхнула магия, а Эрер с мрачной торжественностью отчеканил:

— Клянусь жизнью и магией, что никогда никого не насиловал и не принуждал к соитию никакими способами.

— Тебя обвинила Дженера? — осторожно спросила я.

— Нет. Продавщица из кондитерской, куда я ходил, чтобы покупать любимые сладости жены. Довольно приятная девушка, мы порой перекидывались ничего не значащими фразами. Когда меня обвинили, я даже не сразу вспомнил её внешность и не знал имени. Оказалось, что сразу после моего отъезда, она в компании братьев в слезах пришла к моему отцу требовать того, чтобы он меня выдал. Она принесла клятву на жизни в том, что изнасиловал её именно я. Даже указала на приметы. У меня есть родимое пятно на боку, она его описала. Я был… нет, не просто в шоке, а в самых его глубинах. Кайра, эта девушка своей жизнью поклялась, что изнасиловал её именно я, и все ей поверили. Жена, мать, отец. Он отрёкся от меня в тот же день, когда продавщица пришла с обвинениями, даже не выслушал. У жены случилась истерика, и она едва не потеряла ребёнка, её накачали снотворным и запретили мне даже подходить к ней, чтобы не спровоцировать преждевременные роды. Я поклялся, что не виновен и никогда даже не думал изменять жене, которую горячо любил, но никого не смог заставить себе поверить. Отец вбил себе в голову, что в Академии я научился подделывать клятвы, якобы где-то слышал, будто это возможно. Вернее, сейчас я думаю, что он просто не мог признаться себе в такой ошибке. Ему было проще поверить в то, что я лгу, чем в то, что он вот так просто меня предал и лишил имени по ложному обвинению. Так в его глазах я стал не только насильником, но и клятвопреступником. И тогда я сделал большую ошибку.

— Какую? — вжалась я в сидение, ожидая чего-то совершенно дикого.

— Обратился в Службу Правопорядка с обвинениями против брата. Я посчитал, что никто, кроме него, не мог провернуть подобного. Во-первых, он — подонок. Во-вторых, он всегда обожал меня подставлять. В-третьих, у него имелся мотив — он спал и видел, как бы поскорее заполучить мою жену и заодно вышвырнуть меня из семьи. Обращение к дознавателям только ухудшило ситуацию. Пострадавшая девушка тяжело приняла огласку, дала показания против меня, а через несколько дней покончила с собой. Ей тоже досталось. Её называли шлюхой и говорили, будто она сама напросилась. Она просто была милой и приветливой симпатичной барышней, и когда всё это случилось, нашлись ненавистницы, которые из ревности выставили её едва ли не виновной в случившемся. Её смерть на моей совести. Я должен был подумать о ней, прежде чем предавать дело огласке.

— Эрер… ты не виноват в том, что кто-то использовал её…

Он хмыкнул и продолжил:

— Так или иначе, по городу поползли слухи. Дознаватели не держали языки за зубами, а смаковали подробности, ведь в нашем тихом захолустье редко когда случается интересное дело. Вскоре весь Пелль считал меня насильником и монстром, поговаривали даже, что продавщицу убил я, дабы избавиться от свидетельницы. Вернувшийся из Нортбенна братец принёс клятву в том, что никакого насилия не совершал и предъявил кевредовые доказательства своего алиби. Моя попытка обвинить его сыграла ему на руку: он окончательно настроил семью против меня, и больше мне не верил уже никто. Однако и осудить меня не смогли, доказательств не хватило, да и клятве дознаватели, в отличие от отца, вынуждены были верить. Весь город гудел, строя версии о том, как я откупился, как принёс фальшивую клятву и даже как напился драконовой крови и начал жрать младенцев. Так как речь зашла об умении фальсифицировать клятвы, делом заинтересовался СИБ. Меня допросил лично Скоуэр и стал первым человеком, поверившим мне по-настоящему. Я до сих пор помню сказанные им слова: «Если тебе не хотят верить, то не имеет значения, говоришь ты правду или лжёшь». А ещё он помог понять, что любая попытка доказать правоту будет восприниматься, как агрессия, и лишь усугубит ситуацию.

Я ещё теснее сжала его плечо, настолько плотное на ощупь, что казалось металлическим.

— Мне очень жаль. Что было дальше? Ты смог доказать, что тебя подставил брат?

— Нет. Самое страшное,