Пути и перепутья (СИ) - Коллектив авторов
— Все верно, Холмс! Люди мало того, что слабы и беспомощны, так еще и не слишком вкусны. Что за радость тигру охотиться на нашего брата?
— Именно, — кивнул Холмс. — Поначалу ваш ответ меня сильно удивил, но, поразмыслив, я понял, что все абсолютно логично. Ведь с точки зрения хищников у людей очень мало нежного мяса — по сути, только ягодицы, а также женские груди. Безусловно, любой здоровый зверь предпочтет оленей или антилоп — у них мяса гораздо больше…
— Ягодицы и груди… — я покачал головой. — Подумать только! Вы провели классификацию частей тела по вкусовым качествам! Вот уж о чем я никогда не задумывался.
— Раньше я тоже об этом не задумывался, Уотсон. А вот теперь, поразмыслив, абсолютно убежден: люди — действительно не самая подходящая пища для крупных хищников. Случай тигров-людоедов для Зверя не подходит: тигры живут в Индии с незапамятных времен, а неизвестные науки чудища не появлялись в Жеводане ни раньше, ни позже. Так что поведение Зверя, который охотился только на людей, даже если поблизости паслись коровы, абсолютно нетипично для дикого животного. Есть и еще одна странность. Вопреки всему, что нам рассказывают о хищниках, охота для них — не удовольствие, а тяжелая, порой смертельно опасная необходимость. Лось ударом копыта способен размозжить череп волку. Крыса, защищаясь, может поранить не только собаку, но и человека. Даже безобиднейшие с нашей точки зрения кролики не сдаются без боя. Поэтому хищники охотятся тогда — и только тогда, — когда голодны. Их поступками движет не жажда крови, а стремление выжить. Поведение Зверя и в этом отношении совершенно необъяснимо. На первый взгляд, все более-менее логично: двести пятьдесят нападений примерно за тысячу дней. Но нельзя забывать, что порой Зверь исчезал на недели, а то и на месяцы. Например, нападений вообще не было в период, — Холмс сверился с бумагами, — с двадцатого сентября по первое декабря тысяча семьсот шестьдесят пятого года, то есть два с половиной месяца. Также Зверь не появлялся со второго ноября тысяча семьсот шестьдесят шестого года по первое марта тысяча семьсот шестьдесят седьмого года — целых четыре месяца. А в то время, когда чудище наводило ужас на Жеводан, оно нередко охотилось каждый день — иногда и по несколько раз в день. Что Зверь делал с таким количеством дичи?! Мясо, в отличие от ягод и злаков, хранится недолго, особенно в столь жаркой местности, как юг Франции. Конечно, в горах наверняка прохладнее, чем на равнинах, но обычно хищники не делают запасов: свежее мясо вкуснее и полезнее лежалого. Так что невероятная охотничья активность Зверя абсолютно нетипична для дикого животного даже в том случае, если он обеспечивал едой не только себя, но и семью или стаю. Необъяснимую агрессивность обычно проявляют хищники, страдающие бешенством, но данный вариант нам не подходит. Больное животное вряд ли сумело бы не только прожить три года, но и успешно скрываться от охотников все это время. Снова Зверь ведет себя совсем не так, как настоящий хищник.
— Вы абсолютно правы, Холмс, — согласился я. — Именно поэтому в отрочестве, когда я только услышал эту историю, мне казалось, что Зверь не совсем животное. Признаюсь, это ощущение нагоняло на меня только больший страх.
— Однако, — Холмс улыбнулся чуть насмешливо, но тему моих детских страхов развивать не стал. — В повадках Жеводанского чудища поражает иное, Уотсон, — проговорил он. — Не сомневаюсь: в детстве вы не раз и не два видели, как кошка приносит котятам полузадушенную мышку. Нянюшка наверняка говорила вам, что мама таким образом заботится о своих детях — дает им возможность поиграть.
— Конечно, — я живо представил себе свою няню и одну из наших кошек с мышью в зубах.
— Так вот, друг мой, ваша няня, да и моя тоже, была не совсем права. Кошка-мать действительно заботилась о своих малышах, но она хотела не развлечь их, а научить самому главному, что должен знать хищник: жертва всегда сопротивляется. Даже самые мирные и безобидные животные не сдаются без боя, дорого продают свою жизнь и способны серьезно ранить, а то и убить нападающего. А ведь в истории Жеводанского зверя есть как минимум два очень известных случая, когда его потенциальным жертвам удалось отбиться. Первый из них произошел двенадцатого января тысяча семьсот шестьдесят пятого года. Семеро детей (старшему было тринадцать лет), увидев зверя, не растерялись, а забросали его палками и камнями. Тот испугался и ушел. Второй случай еще более поразителен. Девятнадцатого февраля тысяча семьсот шестьдесят пятого года Зверь напал на девицу по имени Мари-Жанна Вале и отгрыз ей, по одним сведениям, ухо, по другим — часть щеки. Пожалуйста, представьте это, Уотсон! Живет себе молодая девушка, мечтает, как и все ее сверстницы, о любви и замужестве — и однажды лицом к лицу сталкивается с жутким монстром, который тяжело ранит ее. Кровь заливает глаза — и Мари-Жанна наверняка боится не только за свою жизнь, но и за красоту: кто возьмет в жены уродину?! Но, испуганная до полусмерти, истекая кровью, девушка находит в себе силы дать отпор чудищу — и оно убегает в страхе. Уверен, в иных обстоятельствах из Мари-Жанны выросла бы новая Жанна д’Арк. Очень надеюсь, что судьба в дальнейшем была милостива к этой бесстрашной душе… Два чудесных спасения широко известны и упоминаются практически во всех источниках, повествующих о Звере. Я склонен им верить: крестьяне, искренне считавшие монстра сверхъестественным существом, вряд ли стали бы так нагло о нем врать. Но оба этих случая совершенно невозможны, если Зверь — дикое животное. Чем могли напугать беспощадного и неутомимого хищника семеро детишек?! Камни и палки — не слишком грозное оружие. А уж запах крови, исходивший от раненой девушки, должен был заставить Зверя полностью утратить страх. Жертва слабеет с каждым новым мигом — осталось лишь добить ее; это гораздо проще, чем отправиться искать новую, рискуя нарваться на более серьезный отпор. Однако чудище, которое не страшилось охотиться даже в деревнях, вдруг в панике сбежало сначала от группы детей, а потом — от тяжело раненой девушки. Для дикого животного подобное поведение абсолютно необъяснимо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Я кивнул, соглашаясь: весь мой, пусть и довольно скудный, опыт охотника говорил о том, что с раненными и слабыми звери не церемонятся.
Холмс тем временем продолжил:
— Итак, как минимум три особенности поведения Зверя совершенно нетипичны для обычного хищника. Даже если допустить, что истории о чудесных спасениях — ложь, то остаются необъясненными еще две странности. По-моему, вывод очевиден. Если Зверь ведет себя не как дикое животное — значит, это не дикое животное.
— Вы очень убедительно все объяснили, Холмс. — Я замолчал, ненадолго задумавшись. — Если Зверя нельзя отнести к диким животным, — значит, это домашнее животное. Что-то вроде той самой собаки Баскервилей, которую мы с вами имели честь наблюдать воочию. Чей-то охотничий пес, которого натравливали на людей?
— Не все так просто, Уотсон. — Мой друг скривился. — Если бы Зверя одомашнили для охоты — он бы не испугался сопротивления своих жертв. Охотничьи псы не хуже волков знают, как опасна может быть с виду безобидная дичь, и приучены преследовать ее до победы.
— Но тогда я совсем ничего не понимаю! Не дикое животное, не охотник… Кто тогда? Взбесившийся баран? — я рассмеялся собственному нелепому предположению, и Холмс ко мне присоединился.
— Что вы, Уотсон! Подобное мне и в голову не приходило. Повадки Зверя я считаю наиболее подходящими для животного, обученного выслеживать беглых рабов. Судите сами. Зверь нередко начинал атаку с укуса в лицо — это деморализует жертву и, возможно, уродует ее, но не калечит и не мешает работоспособности. Нежелание сражаться с теми, кто защищается, тоже легко объяснить. Все рабы прекрасно знали: звери, которые их разыскивают, не ходят без хозяев; значит, если тебя уже обнаружили, лучше сразу сдаться — это смягчит наказание. Если же жертва сопротивляется, это означает одно из двух. Или ищейка по ошибке напала на свободного человека — и тогда ей и вправду надо отступить. Или раб совсем потерял голову и ищет смерти — тогда зверю нужно отойти в сторону, чтобы и самому не пострадать, и ценный товар не повредить; скоро прибегут надсмотрщики и все решат наилучшим образом…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})