Пол Андерсон - Три сердца и три льва

У второй семафорной станции Руперт остановил поезд. Семафор представлял собой высокий деревянный каркас, на котором крепились два крыла, выкрашенные в яркую полоску, с наконечниками из полированной меди. Крылья при помощи системы блоков и веревок соединялись с двумя лебедками, находящимися снизу, — они приводили в движение весь аппарат. Лебедки располагались под дощатым навесом, откуда сейчас и выбежал торопливо оператор. На семафорах служили обычно либо мальчишки, либо старики, получавшие нищенскую плату. Работа не требовала острого зрения, хотя семафоры и располагались довольно далеко друг от друга. Просто операторов снабжали подзорными трубами.

— Что-то не в порядке? — дрожащим голосом спросил старик.

Руперт с шумом спрыгнул на землю — огромный, окруженный облаком пыли и пара.

Оператор всмотрелся в него.

— Нет, вы не машинист, на вас нет формы… у вас волосы до плеч… Боже, спаси и сохрани, да вы Рыцарь!

— Я не причиню тебе вреда, старик, если ты не будешь шуметь… — сказал Руперт. Он подошел к лебедкам, выхватил меч и рассек все веревки, а потом связал их в тутой запутанный узел. — Нам нужно, чтобы какое-то время связь не работала. Так что… да, и еще я заберу эту отличную подзорную трубу.

— Э, и еще шифровальную книгу! — добавил Уилл, стоявший на платформе и с опаской поглядывавший на пульт управления. — Она нам пригодится, ее можно бросить в топку. Держу пари, книжица будет поважнее веревок и даже подзорной трубы. Интересно, какие подачки кидают постномордые пуритане тем, кому охота тратить время на их литании?

Руперт усмехнулся.

— Видит бог, у тебя есть голова на плечах!

— Это нарочно для того, чтобы помочь вашему делу, милорд. Но если мой кадык перестанет держать такую тяжелую башку, меня в момент повесят!

— И все-таки жечь книгу мы не станем, — решил Руперт. — Попозже, когда мы разрушим еще несколько звеньев связи, мы сможем отправить наше собственное сообщение. Я об этом подумаю.

Нанеся еще несколько ударов по блокам и веревкам и убедившись, что восстановить оборудование теперь невозможно и понадобится полная его замена, Руперт вошел в кабинку оператора, взял толстую книгу и едва заметно улыбнулся, взглянул на титульный лист, где было указано, что печатник, выпустивший шифры, получил свое свидетельство несколько лет назад как «придворный книгоиздатель и торговец канцелярскими принадлежностями». Выйдя из кабинки, принц сказал:

— Будь добр, старик, дай трубу. Не бойся гнева твоих нанимателей. Ты же ничего не можешь поделать против нас.

— Это верно. И слава богу, сэр, — старик протянул принцу инструмент.

Руперт вздернул брови и внимательно посмотрел на маленькую сгорбленную фигурку в поношенной одежде.

— Так ты предан королю?

— Умоляю, не говорите так громко! — испуганно ответил оператор. — Ведь тогда меня выкинут отсюда, чтобы я умер с голоду… ну, это бы и неважно, мне все равно с тех пор, как моя Сара докашлялась до смерти… как я умолял, чтобы мне дали немножко угля и я мог бы согреть ту конуру, в которой мы жили… но после выплаты налогов, да когда еще купишь немножко бобов — что остается?.. Нет, сэр, я боюсь не за себя. Наш с Сарой сын, наш единственный сын остался в живых, и его жена, и наши внучата… все они работают на фабрике да на путях в Брэдфорде, и что станется с ними? Они и так вечно голодны… — Старик попытался выпрямиться, чтобы встретить взгляд Руперта, но он слишком долго ходил сгорбленным… — Во времена моего детства все было по-другому, — продолжил он. — Я-то застал лучшие времена и теперь проклинаю этот прогресс… Ну, конечно, не скажешь, что наш сквайр был ангелом, нет, сэр. И не таким уж это было удовольствием — махать серпом от восхода до заката, пока коленки не задрожат, и нет сил удержать сынишку на руках… Но, сэр, мы принадлежали сквайру, и у нас были не только обязанности, но и права, восходящие еще ко временам графа Сиварда. Да, сквайр заставлял нас вертеть его жернова, загонять для него дичь, а уж если мы попадались на ловле его зайцев, нам задавали трепку или на целый день запирали в чулан… Но, сэр, клянусь богом, сквайр никогда не огораживал выгоны для скота и никогда никого не лишал дома, а его леди не оставляла без помощи больных и старых… да, сэр, храни господь короля!

Уилл затоптался на месте.

— Ваше высочество, мы ведь не слишком еще далеко уехали, — напомнил он.

— Да. Разжигай огонь для нашего железного слона, — Руперт похлопал старика по тощему плечу, повернулся и вскочил на платформу локомотива.

Застучала лопата Уилла, загудело пламя в топке, дернулись рычаги колес, и локомотив тронулся с места.

Старик-оператор, стоя под громадиной семафора, махал рукой, пока поезд не скрылся из глаз.

Окрестности оставались холмистыми, но пастбища постепенно уступали место полям. Пшеница волновалась под легким ветерком; зелень лугов отливала изумрудом. Местами виднелись ряды косцов, за которыми шли женщины с граблями. Среди больших поместий здесь еще сохранились свободные фермы, с домами наполовину деревянными, наполовину кирпичными, и с яблоневыми садами. На запад плыли огромные голубовато-белые облака.

Поезд с грохотом мчался вперед. Руперт внимательно следил за показаниями приборов и за рельсами. Его радовало ощущение скорости, биение мотора… Жар и дым казались веселым дыханием свободы. Ни земные, ни небесные силы не могли остановить движение. Принц громко рассмеялся и запел кавалерийскую песню, которую слышал во время войны на континенте, время от времени дергая шнур свистка.

Morgenrot,Morgenrot,Leuchtest mir zum frеhen Tod?Bald wird die Trompete blasen.Dann muss ich mem Leben lassen,Ich und mancher Kamerad![6]

Уилл Фарвелл, набросав полную топку угля, тяжело вздохнул и отставил в сторону лопату. Потом дотронулся до руки принца.

— Послушайте, милорд… — Когда принц оглянулся, он продолжил, стараясь перекричать шум локомотива: — Может, я и некстати об этом, раз уж господь послал нам этот кипящий чайник для спасения, только вот где мы возьмем для него огоньку, когда он все сожрет? Пожалуй, впереди нас ничего хорошего не ждет, одно гнездо бунтовщиков едва ли лучше другого…

— Верно. Ну, придумаем что-нибудь, я знаю местные дороги.

Уилл вытаращил глаза.

— Знаете? Ну, я никогда не верил россказням о том, что ваше высочество умеет разговаривать со зверьми, но сейчас… вам что, о дорогах местные мышки рассказали?

Руперт, поглядывая на пульт управления, объяснил:

— Видишь ли, я всегда интересовался искусством механики не меньше, чем искусством гравировки и алхимии. В этом мы с сэром Мэлэчи оказались похожи. И он был просто счастлив поговорить о том, что он уже сделал и что планирует. Без сомнения, он-то думал, что это может помочь обращению меня в его веру… — Взгляд принца стал темнее сажи, покрывшей его лицо.

— Ну да, — заметил Уилл, — а потом бы они во имя Духа Святого уморили вас голодом.

Руперт кивнул.

— Все может быть… Ну, — продолжил он, — среди многого другого Шелгрейв дал мне множество сведений о железных дорогах для его личных поездов и позволял водить паровоз, когда мне того хотелось, — ну, конечно, солдаты постоянно держали меня под прицелом. И мы много говорили о том, что делают сам Шелгрейв и его друзья-магнаты и на что надеются в будущем. Не могу отрицать, замыслы у них грандиозные. Я видел карты, расписания, счета за доставку грузов; и, естественно, я знакомился с подобными вещами раньше, когда готовил нашу военную кампанию. Железных дорог в Англии не так уж много, а полководец обязан иметь хорошую память. Короче говоря, я знаю всю эту паутину, как никто другой. Ну а если учесть, что лишь мне известно, какие участки путей взорвали рыцари… даже Шелгрейву это неведомо.

— Так, значит, у генерала уже есть план? — Уилл поскреб щетинистый подбородок. — Глупый вопрос, да. У генералов всегда есть планы. Или наготове хитрость, или заговор, или еще что-нибудь в этом роде.

— Может быть, господь посодействует нам… Я верю, он хочет нам помочь, ведь позволил же он строителям проложить эти дороги — как раз перед тем, как началась война… и мы можем обойти стороной такие опасные для нас большие города, как Манчестер или Шеффилд. Мы сможем пополнить запасы угля и воды в Бакстоне, он уже недалеко. Вряд ли в это тревожное время тут часто ходят поезда, так что я полагаю — на станции будет немного служилого люда, и мы вполне сможем с ним управиться. И нам необходимо еще передать вперед сообщение, а ему поверят только в том случае, если оно пойдет с крупного узла.

— Сообщение, сэр?..

— Ну да, мы просемафорим в Сток-Трент, там нам понадобится утолить голод и жажду этой железной скотины. Я передам, что мы едем со специальным заданием и что нам обязаны оказывать всяческую помощь, несмотря на нашу внешность. В Сток-Тренте мы свернем на линию, ведущую на запад. Та ветка, что идет к Честеру, разрушена, а даже если ее и восстановили — она в руках неприятеля. Но та, о которой я упомянул, заканчивается в Лланголене. Оттуда я рассчитываю отправиться на юг — там планировали провести дорогу, связывающую Уэльс, точнее, его угольные шахты, с мидлэндскими мануфактурами. Война остановила это строительство, и Лланголен остался маленькой станцией, мало кого интересующей… а Уэльс по-прежнему на стороне короля.