Юлиана Суренова - Книга 1_Потерянные души

– Ты говоришь так, будто собираешься уходить…

Сведя брови и сжав губы в тонкие белые нити, он какое-то вре-мя молча смотрел на колдунью, словно стараясь навеки запечатлеть ее образ в своей памяти.

– Это правда, – наконец, промолвил он. Удивительно, но его го-лос оставался абсолютно спокоен.

– Но зачем тебе уходить?!

– Мне не понятны твои слова, – в его глазах появился укор, но женщине на миг показалось, что за ним скрывается что-то совсем другое, сочувствие? сожаление? грусть? она так и не смогла понять, что же? – Ты ведь знаешь: я не могу долго оставаться на одном мес-те. Жизнь Старшего – вечная дорога от первого храма до последне-го.

– Но почему ты уходишь на этот раз? Неужели кто-то нуждается в тебе больше, чем мы?

– Нужно остановить Потерянные души, не дать им уничтожить мир.

– А потом ты вернешься…? – побледнев, Дубрава умолкла, чувс-твуя, что начинает задыхаться от страшной боли, накрывшей ее сво-ей беспощадной волной, когда заметила, что колдун, не произнося ни слова в ответ, качнул головой.

Перед глазами у нее все закружилось, ноги обмякли, отказав-шись слушаться. Она непременно упала б, если б Старший не подхватил ее в последний миг, не усадил на один из камней-валу-нов, лежавших рядом.

– Почему ты?! – сквозь слезы с трудом прошептала она, не спус-кая с Черногора умоляющего взгляда серых глаз, просивших лишь об одном: чтобы все это оказалось неправдой, не явью, а лишь еще од-ним страшным сном. – Почему не другой…? – она покрепче прижала к груди ребенка, словно тот мог оградить ее от всех бед мира.

– Спроси у богов. Это их выбор… – его голос хранил покой, присущий лишь человеку, знающему свое будущее и смирившемуся с ним. И, все же, в нем оставалось место пониманию и глубокому, искреннему сочувствию. – Я знаю, что невыносимо тяжело продлевать время прощания, но сейчас мне еще рано уходить.

– Великие боги, Старший! О чем ты говоришь! Да все мы готовы молить богов, чтобы ты оставался с нами как можно дольше, особен-но зная, что расставание неизбежно!

И пусть даже нам придется платить за каждый день годом собственной жизни!

– Поверь, Дубрава, если бы я мог остаться…

– Конечно, – вздохнув, она потерянно сникла, ее глаза погасли. Но затем в них вновь вспыхнула искра надежды. – Но ведь… Ведь ты вернешься, если боги позволят…?

– Обещаю тебе, – он понял, что ей просто необходима надежда, сколь призрачной бы она ни была.

Тут, окончательно проснувшись и поддавшись чувству, охватив-шему ее мать, девочка заплакала, и колдунья поспешила домой, чтобы там успокоить дочку, перепеленать ее, накормить и постараться ус-покоиться самой.

Но, великие боги, разве могла она не думать об этом, а, ду-мая, понимая, не испытывать горечи и ни с чем не сравнимой боли?

И тогда, осознав всю бесполезность этих попыток, она остави-ла дочь на попечение домового, а сама забилась в самый дальний угол черного чулана, надеясь, что полумрак и паутина обволокут ее своим покоем.

Там и нашел ее Влас.

– Вот ты где! – донесся его голос до слуха колдуньи, которая менее всего на свете хотела в этот миг говорить с кем бы то ни было, боясь, что ей не удастся скрыть своей боли, против собс-твенной воли делясь ею с другими. Она лишь на мгновение повернула лицо в сторону гостя, но этого оказалось достаточно, чтобы Влас заметил слезы на ее щеках, скорбь в глазах. Колдун бросился к ней, опустился рядом на покрытый рогожей пол: – Ты плачешь? Бесс-мертные боги, но почему?!

Неужели этот мир, дарованный нам судь-бой, не прекрасен, неужели нам есть о чем сожалеть, в чем упре-кать богов, когда здесь мы можем быть спокойны и счастливы?!

Она не произнесла ни слова в ответ, лишь как-то потерянно взглянула на него, тяжело вздохнув, и уткнулась лицом ему в грудь.

– Ну же, ну, не надо, не плачь… – он не знал, как ему быть, как успокоить женщину. – Все в порядке, все будет хорошо. Не нужно примешивать к чистой родниковой воде Первого дня нового мира горький привкус слез! Не сиди здесь, пойдем, побродим по саду, сходим в лес или поднимемся в горы. Красота этого края заставит тебя забыть о печали, что бы ни явилось ее причиной. Идем, – он по-мог ей подняться и, словно безвольную куклу вывел из дома. Женщи-на не сопротивлялась. Ей было все равно, что делать, куда идти, только бы подальше от мыслей, терзавших ее душу.

Лишь когда колдун предложил ей подняться в замок, она, слов-но воспрянув от сна, встрепенулась, с испугом взглянула на ничего не понимавшего Власа и поспешно вскрикнула:

– Нет, нет, пойдем лучше туда, – она кивнула в противоположную сторону, словно именно замок, призванный внушать покой и защи-щать, был источником ее боли.

Колдун не возражал, позволив женщине самой выбирать дорогу. Он не спешил с расспросами, надеясь, что, немного успокоив-шись, та сама расскажет ему обо всем.

Они долго брели по древней земле.

Холод и белизна мертвой зимы давно сменились полноцветием светлого, вечноюного лета, воздух был полон ароматом неповторимых цветов, прекраснее которых не было в целом свете. Тропинка вела их через сад, каждое дерево в котором словно было наделено душой и способностью нести радость и покой.

Позади остался луг, вокруг встали стеной, укрывая от всего, защищая от ветра и взгляда, высокие стройные ели и кряжистые мо-гучие дубы, в чьих ветвях весело щебетали, обживая новые жилища, птицы. То там, то тут мелькали быстрые, юркие зверьки, а колдунья продолжала упрямо идти все дальше и дальше, поднимаясь по лесистому склону горы.

– Хватит, Дубрава, остановись, – наконец, промолвил Влас. – Мы и так слишком далеко забрались. Подумай о дочери, ты ведь не можешь оставлять малышку надолго одну.

– Ладно, – согласилась та, но в ее голосе звучало отрешенное безразличие. Она села прямо в траву, заботясь лишь о том, чтобы замок, пусть даже случайно, не попался ей на глаза.

Не говоря ни слова, колдун опустился с ней рядом, замер, не сводя внимательного взгляда черных, полных заботы и добро-ты, глаз, с ее лица.

Так, в полном молчании, они сидели какое-то время, пока, на-конец, Дубраве не стала в тягость эта тягучая тишина:

– Почему ты не спрашиваешь меня ни о чем?

– Жду, когда ты сама мне все расскажешь, – пожал плечами Влас, – когда ты будешь готова к этому.

Колдунья вздохнула: – Все не так просто…

– А разве в нашем мире что-нибудь может быть простым, особенно в Год перемен?

– Я…- "Да какой, в конце концов, смысл скрывать?" – она, вздох-нув, махнула рукой. – Я говорила со Старшим… Он… Он сказал, что… скоро уйдет…

Навсегда.

– И ты обиделась на него как маленькая девочка, услышавшая от отца, что тот должен покинуть ее? – колдун улыбнулся, но в его улыбке было так много грусти.