Татьяна Каменская - Эртэ

Тогда ему вывели тройку за четверть! Ему, самому способному ученику из всего класса!

Но он был доволен. Он сумел отомстить биологичке за то, что тот мужчина, с которым сошлась его мать, полюбив его, и что пришел в их дом и назвал себя отцом чужого ребенка, этот мужчина в итоге обманул их всех. Однажды он ушёл из семьи, бросив уже больную мать, и того мальчишку, который называл его с гордостью "отец". Тот мужчина ушёл к молодой, весёлой и здоровой женщине. Это была его учительница биологии.

— Пойми сынок, это есть любовь, и любовь с большой буквы! С большой… — уверял мальчика его приемный отец, когда они сидели после занятий в школе в небольшом скверике.

Мужчина похудел за месяц отсутствия, но глаза его горели тем странным лихорадочным огнём, которому начинаешь поневоле верить. Он любил ту женщину! А мать? Любил ли её этот мужчина долгие пять лет, что-бы вот так взять и бросить их… А теперь он сидит рядом, и уговаривает вести Серёжу " благородно" по отношению к биологичке.

— А ты…ты ведёшь себя благородно, бросив больную мать? — едва сдерживая слёзы почти выкрикнул тот мальчик, которому не было никакого дела до большой или маленькой любви этого мужчины. Тому мальчику не было никакого дела до той жизни, что вели взрослые. Ему просто нужна была семья и понятие того, что всё в этом мире благополучно! Ведь он так поверил этому мужчине, который впервые появился в их доме после смерти деда Евсея. Поверил, и может оттого, тот мальчик готов был простить самую обыкновенную подлость. Поняв и простив, но… зачем этот мужчина торопливо говорит о чем-то ненужном, не спрашивая о матери, которую ночью увезли с приступом в больницу.

— Посмотри, какая она красавица, посмотри! Ну, как в неё не влюбиться? Как? Это же само совершенство! Какие у неё умные глаза, а губы, а ушки. Ты мне не веришь Сережа? Жаль, что ты не веришь, но тут любовь. Неземная…

Как странно это было слышать от взрослого мужчины, который слыл молчуном в обычной жизни, и очень мало проявлял свои эмоции. А может, любовь глупа? Неужели этот мужчина не видит, как хищнически смотрит на него биологичка, по возрасту годившаяся ему в дочки. Где тут любовь? Где красота? Да у них в классе самая захудалая девчонка была во сто раз лучше и красивее этой бесформенной красотки с копной рыжих волос, клочками свисающих вдоль щёк. Биологичка любила длинные до пола юбки, и облегающие кофточки с неимоверно закрытыми высокими воротниками, в которых она словно прятала своё рябое невыразительное лицо. Странно, чем она прельстила отца? Своими зелёными глазами?

— Чистое недоразумение! — как говорила сторожиха тётя Валя, грузная, пожилая, одинокая женщина, что жила в маленькой комнате при школе уже много лет, и была давней знакомой деда Евсея, а также хорошо знала самого Серёжу и его мать. Возмущённо хлопнув себя по бокам, она провозглашала: — И нашёл же мужик себе парочку. Баран, да волчица- ярочка!

Тётя Валя всегда бурно реагировала на любую несправедливость. Сначала она возмущалась вслух громко и искренне, и начинала отчитывать Серёжу за непослушание, ну а затем, выговорившись, и, шваркнув со всей силы шваброй по ведру, негодовала, что мол " куда смотрит отдел образования". Но через минуту, махнув рукой, она вновь заявляла:

— А ты, Серёженька, мать свою успокой. Учителка энта, сдается мне, и есть чистая химера! Вот посуди сам, чего уж ей так оскорбляться. Мужика отбила, из семьи увела, всех попереколобродила, а виноватой себя не чувствует. Гордо так ходит, аж летает. Ну, чистая змея. И все довольны, всё ей с рук сошло! Что-то тут не так! Нечисто! Ох, чует моё сердце! Да и отец твой…

— Он не мой отец… — хмуро отзывался Серёжа. — Так, просто мамин знакомый… Жил да жил, и всё…

— Тю-ю! Тогда в чем дело? Иди домой, детка, иди! Без тебя тут они разберутся, взрослые. И тебе мой совет. В школу ходи, но как увидишь энту химеру, её бесстыжие глазени, так не заводись, а наоборот, уйди, а мысленно сплюнь себе под ноги, и скажи " чур меня, чур, химера!".

Дома было неуютно и пусто без матери, которая лежала в больнице после сердечного приступа. Деда Евсея уже как два года похоронили, и может поэтому, мать вышла замуж "очертя голову, бросилась за первого встречного", как сказала соседка, вечно хмурая баба Лида, схоронившая мужа так давно, что и сама забыла, когда это было, и был ли когда у неё муж в действительности.

Мать пролежала в больнице ещё две недели, и когда уже должна была выписаться, случилось самое страшное. Она умерла. Скончалась от второго сердечного приступа.

Как объяснила соседка, у матери оторвался тромб и закупорил сердце, как бутылку с шампанским. Сережа уже не был таким глупым малышом, что-бы не знать, что такое шампанское, и какая сила должна вытолкнуть эту пробку из бутылки. Может поэтому, ему так долго потом снились огромные бутылки с шампанским, из узкого горлышка которых вот-вот должна была выползти пробка. Пробка выползала медленно-медленно, словно наслаждаясь ужасом мальчика, который знал, что когда она выстрелит вверх, то из узкого горлышка бутылки, словно из артерии, рванёт вверх яростный бешеный поток, толи шампанского, толи алой крови, который зальет всё вокруг…

Может поэтому он не любил, и не любит до сих пор спиртное, а в особенности шампанское, которое напоминает ему о смерти матери, и о тех полных жуткой боли и страха ночах, в которых ему снился сметающий всё на своём пути бешеный поток алой крови… несущий кровавый тромб.

Мужчина, которого он когда-то назвал отцом, появился на кладбище в последний момент. Потрепав Серёжу по вихрастой голове, тихо пробормотал:

— Прости, я не хотел её смерти, сын…!

Сергей Викторович помнит, как ему хотелось отбросить холодную руку этого названного отца. Бросить бы ему в лицо хоть какие-то обвинения, но кругом были люди, и он не посмел ничего сказать. А ещё он хотел, что-бы этот мужчина не называл его сыном. Неужели странный холод его руки породил желание убежать, скрыться от всех, а особенно от той женщины, что стояла вдали, у кладбищенской стены, скрываясь в тени огромного дерева. Химера? Да, это была она. Её глаза светились странным желто-зелёным светом. А ещё в них сияло торжество и злоба, которую ни с чем нельзя было спутать…

— Чур меня, чур! — прошептал тогда Сережа, вспомнив слова сторожихи. — Тьфу, тьфу, тьфу, не моя зараза…

— Что? — рука мужчины замерла, и вдруг больно вцепилась в волосы Сережи. — Что ты сделал?

Но едва ли эту боль сразу ощутил маленький мальчик, внимательно наблюдавший за женщиной, что стояла вдали у стены. Это только потом он сообразил, что его голову пронзила сильная боль, а потом боль отпустила так-же быстро и резко, как только мужчина отстранился от него и быстро, почти бегом направился к той, что ждала его, там у стены, скромно потупив в землю свой потухший равнодушный взор…