Стивен Кинг - Стрелок
Стрелок, пошатываясь, поднялся на колени и обернулся. Костер догорел до красных мерцающих угольков и серого пепла, оставив знакомый разрушающийся узор из прогоревших дров. Человек в черном сидел у кострища и, причмокивая губами, доедал жирные куски крольчатины.
— А ты хорошо держался, — заметил он. — Вот, скажем, Мартену я не показывал эту версию. Он бы вернулся, пуская слюни.
— Что это было? — спросил стрелок. Голос его дрожал, и слова получились невнятными. Он чувствовал: если сейчас попытаться встать, ничего у него не выйдет.
— Вселенная, — небрежно бросил в ответ человек в черном, потом смачно рыгнул и швырнул кроличьи кости в костер. Они блеснули среди углей нездоровою белизной. Ветер над впадиною голгофы свистел, несчастный, пронзительно и уныло.
— Вселенная, — тупо повторил стрелок.
— Тебе нужна Башня, — сказал человек в черном, и прозвучало это как вопрос.
— Да.
— Но ты ее не получишь, — улыбнулся человек в черном, и улыбка его так и светилась жестокостью. — Я знаю, как близко она подтолкнула тебя к самому краю пропасти. Башня убьет тебя, когда вас будет еще разделять полмира.
— Ты ничего обо мне не знаешь, — спокойно проговорил стрелок, и улыбка на губах человека в черном поблекла.
— Я сделал твоего отца тем, кем он был. Все, что он из себя представлял, это моя заслуга. И я же его уничтожил, — угрюмо выговорил человек в черном. — Через Мартена я пришел к твоей матери и взял ее. Все это было предрешено. И все было так, как и должно быть. Я — фаворит Темной Башни. И в руках у меня вся Земля.
— Что я такое видел? — спросил стрелок. — В самом конце. Что это было?
— А что там было?
Стрелок, задумавшись, замолчал, схватился рукой за кисет, но табак давно уже кончился. Человек в черном, однако, не предложил пополнить его запасы каким-нибудь колдовским способом: ни с помощью черной, ни с помощью белой магии.
— Был свет, — наконец заговорил стрелок. — Яркий свет. Белый. А потом… — он запнулся и уставился на человека в черном. Тот весь подался вперед, и на лице у него отразилось совершенно несвойственное для него чувство, слишком явное, слишком большое, чтобы его можно было скрывать или же отрицать: удивление.
— Ты не знаешь, — улыбнулся стрелок. — О великий волшебник и чародей, воскрешающий мертвых. Ты не знаешь.
— Я знаю, — сказал человек в черном. — Я только не знаю… что.
— Белый свет, — повторил стрелок. — А потом: травинка. Одна-единственная травинка, но она заполнила собою все. А я был такой крошечный. Такой маленький и ничтожный.
— Травинка, — человек в черном закрыл глаза. Лицо его вдруг как-то осунулось и выглядело теперь изможденным. —
— Травинка. Ты уверен?
— Да. — Стрелок вдруг нахмурился. — Но она была красного цвета.
Человек в черном заговорил.
Вселенная (сказал он) преподносит нам парадоксы, недоступные пониманию разума ограниченного. Как живой разум не может принять бытие разума неживого, — хотя он полагает, что может, — так и разум конечный не может постичь бесконечность.
Тот прозаический факт, что вселенная существует, сам по себе разбивает уже всякие доводы циников и закоренелых прагматиков. Было время, за сотни еще человеческих поколений до того, как мир сдвинулся с места, когда человечество достигло таких высот технических и научных свершений, что сумело все-таки отколоть несколько крошечных камешков от великого каменного столпа реальности. Но даже тогда ложный свет науки (или, если угодно, знания) засиял только в нескольких, очень немногих, высокоразвитых странах.
И однако же, вопреки немеренному количеству имевшихся в распоряжении их научно-технических данных, неспособность их проникать в сущность вещей была прямо-таки поразительной. Наши отцы, стрелок, победили болезнь, от которой гниет тело, мы ее называем раком, почти преодолели старение, отправились на кораблях на луну…
(— Этому я не верю, — категорически отрезал стрелок, на что человек в черном ответил ему, улыбнувшись:
— Ну и не надо.)
… и создали или открыли еще сотни других замечательных штук. Но все это обилие информации не принесло, однако, никакого глубинного проникновения в первоосновы сущего. Никто не слагал торжественных од, посвященных чудесам искусственного оплодотворения…
(— Чего?
— Когда детей зачинают от замороженной спермы.
— Чушь собачья.
— Как угодно… хотя даже древние не могли делать детей из подобного материала.)
… или машинам, которые движутся сами. Немногие — если вообще таковые были — сумели постичь общий Принцип Реальности. Новые знания всегда ведут к тайнам, еще более странным и чуждым. Чем больше психологи узнавали о способностях мозга, тем напряженнее и отчаяннее становились поиски души, существование которой рассматривалось как факт невозможный, но все-таки вероятный. Ты понимаешь? Конечно, ты не понимаешь. Ты окружен своей собственной романтической аурой, ты каждый день подступаешь вплотную к сокрытому. Но сейчас ты приближаешься к самым крайним пределам: не веры, но понимания. Тебе предстоит еще пройти через обратную энтропию души.
Но вернемся к вещам приземленным.
Величайшая тайна вселенной не Жизнь, а Размер. Размером определяется жизнь, он заключает ее в себе, а его в свою очередь заключает в себе Башня. Ребенок, который открыт навстречу всему чудесному, говорит: Папа, а что там — за небом? И отец отвечает: Космос и мрак. Ребенок: А что за космосом? Отец: Галактика. А за галактикой? Другая галактика. А за всеми другими галактиками? И отец отвечает: Этого никто не знает.
Ты понимаешь? Размер одолевает нас. Для рыбы вселенная — это озеро, в котором она живет. Что думает рыба, когда ее выдернут, подцепив за рот, сквозь серебристую границу существования в другую, новую вселенную, где воздух ее убивает, а свет — голубое безумие? Где какие-то двуногие великаны без жабр суют ее в удушливую коробку и, покрыв мокрой травой, оставляют там умирать?
Или возьмем ну хотя бы кончик карандаша и увеличим его. Еще и еще. И в какой-то момент вдруг придет понимание одной потрясающей вещи. Он, оказывается, не сплошной, этот кончик карандаша. Он состоит из атомов, которые вертятся, как миллионы бесноватых планет. То, что нам кажется плотным и цельным, на самом деле — редкая сеть частиц, которые держаться вместе только при помощи силы тяготения. Они только кажутся бесконечно малыми, но если рассматривать их размер в отношении точных пропорций, расстояние между этими атомами может составить целые лиги. Неодолимые пропасти. Вечность. А сами атомы состоят из ядер и вращающихся частиц: протонов и электронов. Можно проникнуть и глубже, на уровень субатомного деления. И что там? Тахионы? Или, может быть, ничего? Конечно же, нет. Все во вселенной отрицает ничем не заполненную пустоту. Конец — это когда ничего уже нет, а значит, вселенная бесконечна.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});