Ирина Булгакова - Черный завет. Книга 2
— Что — по-другому? — удивилась она.
— Спрячь оружие. Подальше. Но так, чтобы можно было сразу найти.
— Что ты говоришь? Как это возможно? Я же без оружия…
— Вот именно. Без оружия. Делай, как я сказал, — он повернулся и взялся за ручку двери.
— Подожди, Ханаан. Там чужие?
Он медленно кивнул, словно сомневался в ответе.
— Я разбойникам живой в руки не дамся, — начала она и не договорила, столкнувшись с его взглядом. — Там не разбойники, — выдохнула она, — там…
— Мои земляки, — пробуя непривычные слова на слух, произнес кочевник. — Делай, как я сказал. И сиди здесь.
Дверь за ним закрылась. Роксана застыла у окна, ловя ртом холодный воздух. Мир стремительно качнулся туда-сюда и сознание решительно не поспевало за переменами. Вопросы-вопросы закружились в голове, пока на первом месте не утвердился один-единственный: что же теперь будет? Что бы ни связало их с кочевником после ночи, проведенной вместе — он сын своего народа. И никто — тем более девка — не заставит его пойти на поводу.
Сумятицы в голове добавили гортанные крики, разноголосица из звона металла и топота копыт, прорвавшаяся сквозь деревянные стены. Вместо того, чтобы послушаться кочевника и отстегнуть кинжал, Роксана вынула его из ножен и прильнула к окну. Чтобы там ни надумал кочевник, к степнякам в равной мере относилось то, что она сказала о разбойниках: живой они ее не получат.
Посреди площади, как и положено радушному хозяину, у колодца, стоял Ханаан-дэй. За ним возвышалась гордая голова укрощенного жеребца. Затишье перед бурей длилось недолго — катилось уже, попирая копытами коней израненную землю, многоголосое степное войско. Хорошо, что близкий рассвет заблаговременно приглушил краски, иначе зарябило бы в глазах от разноцветной одежды и блеска металла.
На площадь, сдерживая горячих коней, выехали всадники. Шум стих как по приказу, стоило им увидеть Ханаан-дэя. Всадники, гремя стременами, веером разъехались в стороны и сразу стало казаться, что их намного больше тех двадцати шести, что насчитала Роксана. Часть их них спешились, разминая ноги после долгой скачки. Высокий, худой степняк, с десятками косиц, стянутых на затылке в хвост, медленно пошел к Ханаан-дэю. Его ладони, в знак дружелюбности намерений были широко раскрыты. Кочевник встретил пришельца рукой, прижатой к груди.
Неплохое начало, — успела подумать Роксана, быть может, все обойдется?
На площадь, опережая радужные мысли, выехал еще один всадник. Только его бритой голове Роксана была обязана тем, что узнала его не сразу. Сердце, дрогнувшее в дурном предчувствии, на краткий миг обогнало хозяйку.
Подъехав вплотную к Ханаан-дэю, всадник шумно соскочил с лошади. Оставленная без присмотра, она взвилась на дыбы, но тут же угомонилась, после успокаивающего возгласа хозяина — тот обернулся уже на ходу. Распростертые объятья, уверенная походка человека, которого ничто не в силах остановить, пристегнутая к поясу дорогая сабля с инкрустированной серебром рукоятью. И хищный взгляд, привычно брошенный в сторону.
Роксана непроизвольно присела у окна, радуясь, что их разделяет стекло. Она-то искренне надеялась, что не удалось ему выжить после того памятного боя, когда она попала в руки разбойников. Но стоит Шанан-дэй, ее прежний хозяин — цел и невредим. Волос на голове лишился — знать, потерял кого-то из родственников в том бою. И теперь месть водит его теми же дорогами, что и разбойников. Края порванной нити сошлись и тот узел, что их соединил, без сомненья назывался Протасом.
Опоздал ты, бывший хозяин, злорадно улыбнулась Роксана. И не знал Протас, когда умирал, какой смерти удалось ему избежать. Правда, и своя ему досталась — доброй не назовешь.
Шанан-дэй стоял, широко расставив ноги, уперев руки в бока. Он остался верен себе — видно, остались капли совести и вспомнился яд, вылитый в чашку — до тесных объятий дело не дошло.
Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, о чем идет разговор.
— Уважаемый, я рад тебя видеть в добром здравии, — это Шанан-дэй. — Что привело тебя в эти Светом забытые края?
— И я рад тебя видеть, уважаемый, — это Ханаан-дэй. Правильно, и головой в такт кивнул. — Я не спрашиваю, что тебя привело в эти края, я догадываюсь, как называется это чувство — месть.
Да, судя по всему так он и сказал — вот и Шанан-дэй голову склонил в знак согласия.
— Именно, уважаемый, — и голову вскинул, как норовистый конь, выказывающий больше уважения хозяину, чем хотелось. — Я искал тех разбойников, что убили моих родных. Видишь, — очень вовремя рукой провел по бритому черепу, — их кровь неотомщена до сих пор. Долго водила меня дорога. До самого Гранда и обратно. Теперь точно знаю я — здесь проклятый шакал. Протасом звать, ты знаешь о нем?
Соответствуя ее представлению о разговоре, коротко кивнул головой кочевник и сложил руки на груди.
— Радуйся, уважаемый, ты отомщен. Протас сдох, как последний шакал…
— Нет, — Шанан-дэй подался вперед. Глаза его сверкнули как у голодной собаки, у которой отняли кость. — Скажи мне еще раз.
По всей видимости, кочевник повторил то, что уже сказал. Чтобы услышать его слова, ближе подъехали и остальные всадники.
Ханаан-дэй еще что-то проговорил, но здесь Роксана засомневалась. Нет, в том, что кочевник знает, где находится не погребенный Протас, у нее сомнений не было — уж кто-кто, а он исходил хутор вдоль и поперек. Но в том, что он сразу покажет дом у нее были серьезные сомнения. Вполне возможно, оставит такие сведения на закуску. Сначала зазовет в дом, а уж потом…
Не угадала. Ханаан-дэй протянул руку и Роксана узнала направление.
— Ты можешь убедиться сам, если знаешь разбойника в лицо. В том доме проклятый шакал.
Дрогнул Шанан-дэй. Словно у тряпичной куклы выдернули стержень — поникла голова, ссутулились плечи.
— Проводи меня, — выдавил из себя. — Хочу сам убедиться.
Девушку передернуло от отвращения. Она плохо себе представляла, можно ли вообще узнать в том, что так и осталось пристегнутым вилами к стене, человека. А уж запах…
— Роксана, — от тихого шепота она подскочила как от крика в ухо. Уже успела забыть о том, что в комнате не одна. Бросилась к Леону и еле успела поддержать — от неосторожного движения он запросто мог упасть. — Роксана, — он нащупал ее взглядом.
— Я здесь, Леон, не волнуйся.
— Да… да, — он обхватил горячей рукой ее ладонь и задышал ровнее. — Где я… мы?
— Все там же, Леон, — она погладила его по руке. — Хочешь пить?
— Нет. Мы с разбойниками на хуторе…
— Да, на хуторе, но без разбойников. Не волнуйся, разбойников больше нет.
Ни к чему ему сразу знать о том, что одна напасть сменилась другой, а передышку он, бедняга, пропустил. Она скажет ему об этом позже.
— Где… где они?
— Их нет, Леон, они все умерли.
— Как это… возможно?
— Так случилось. Я сама толком не знаю, тоже без сознанья была. Наверное, опять какой-нибудь черный демон.
Он не дослушал.
— Прости меня, Роксана, прости, — он задыхался, намертво вцепившись ей в руку. — Прости, умоляю. Я не хотел им говорить. Я долго молчал. Прости меня! Я умру, если ты меня не простишь… Роксана — ты все, что у меня есть… Жизнь мою возьми… Но пытки… как стали пятки жечь… боль…
— Тихо, Леон, тихо, — она обняла его за голову и прижала к груди. — Я прощаю тебя, прощаю. Все мы люди, не волнуйся. Хочешь пить?
— Пить… Да, хочу. Ты, правда, меня простила? Роксана, правда?
— Правда, Леон.
— Хорошо…
Роксана потянулась за кружкой, но остановилась на полпути. Случись сейчас кому-либо из степняков заглянуть сюда — то-то будет радости!
— Леон, — она тронула его за плечо и он тотчас открыл глаза. — Пойдем, я положу тебя в другое место. Вон дверца в клеть, там пока полежишь. Пока…
— Зачем? Мне здесь хорошо.
— Так надо, Леон, так надо…
Сидя в клети Роксана слышала как степняки подобно тараканам разбрелись по хутору. И как тараканы же занялись поисками крошек, что остались после хозяйского обеда. Рано или поздно их с Леоном найдут. И даже к лучшему, что скорее, чем она думала: в комнату шумно вошел Ханаан-дэй. Да не один. Судя по возгласу, за ним неотлучно следовал ее бывший хозяин.
Сюрприз получился что надо.
Роксана сидела тихо, как мышь. Ей пришлось сказать Леону, что на хуторе теперь новая власть — власть кочевников. С тех пор его била крупная дрожь. Девушка накрыла его одеялом, но это мало помогало.
Степняки устроились за столом и болтали ни о чем. Шанан-дэй жаловался на то, что теперь его постоянно будет преследовать мысль о том, что не он всадил вилы в проклятого разбойника. Кровь убитых детей взывала к мести и только времени под силу залечить душевные раны. Позже разговор коснулся войны, вернее, ее близкого исхода, в котором степняков ждет позорное бегство. Потом…
