Наталья Белкина - Принцесса Эрдо

Ульгерд не принимал участия в разборке военных трофеев, так как большинство и самые ценные из них были отправлены им вместе с пленными воинами солнца в родовое поместье. Он даже стоял в стороне от всего своего воинства, задумчиво опершись на свой меч, рассматривал боевое снаряжение салигардов.

— Сэр Ульгерд! — подбежала к нему принцесса.

— Я тоже когда-то был салигардом, — произнес он, не потрудившись узнать, зачем он ей понадобился.

Лана тут же сбилась с мысли.

— Что же случилось?

— Фужак. Случилось то, что я не мог больше считать его своим наставником и предводителем.

— Что же он вам сделал?

— Так ты хотела что-то спросить?

— Да. Я хотела узнать… о судьбе тех рыцарей, что были пленены при штурме монастыря… Вы можете назвать кого-то из них?

— Тебя ведь кто-то конкретный интересует? — с усмешкой спросил барон и повернул к принцессе свое изувеченное лицо.

— Или некто конкретный… — закусила губу Лана.

— Да, и сын моего врага Даберта тоже пленен нами и находится сейчас в Салинас Вердас.

— Откуда вы знаете, что я хотела узнать о нем? — растерялась Лана.

— Все знают, — устало промолвил барон. — Он достойный воин, но у меня на него есть планы. Так что не проси отпустить его. Даже вмешательство брата Ромеро не поможет, предупреждаю!

Его тон стал жестче. Он повернулся спиной к девушке, собравшись уйти.

— Вы убьете его!? — испугалась она.

— Если бы я собирался убить, то сделал бы это в бою, — произнес он, лишь полуобернувшись. — Хочешь знать, зачем мне этот юный салигард? Я отвечу. Его отец союзник Фужака. Удобней вести разговор, когда у тебя есть козыри.

— А о чем вы будете с ним разговаривать?

Но последнего вопроса барон услышать не захотел, удалившись быстрым шагом от любопытной девушки. Но принцесса все равно испытала облегчение: она узнала, что Эйдар жив и ему пока не угрожает опасность!

— О чем это ты беседовала со стариной Ульгердом? — поинтересовался подошедший Сократ.

— Знаешь, брат… как тебя там…

— Ро-ме-ро.

— Так вот, брат Ромеро, если я и буду когда-нибудь в жизни счастлива, то только на этой планете, только здесь и нигде больше…

— Ты устала и бредишь, — нисколько не удивившись этому высказыванию, сказал бывший сеятель. — Идем. Нам пора подкрепиться.

— Было бы неплохо нам с… Асмабика! — внезапно вспомнила Лана о своей спутнице. — Я не видела ее с той поры, как мы приехали в этот лагерь. Ты не знаешь, где она?

— Эта бандитка, которая разгромила наш корабль? О! не беспокойся, я посадил ее в темницу.

Лана остановилась, не зная, что сказать. Ей пришлось бы сейчас начать долгое повествование о том, через что им пришлось вместе пройти и почему не стоило сейчас уже считать дикарку своим врагом. Принцесса уже начала было подбирать правильные слова, но вдруг увидела саму Асмабику. Девушка стояла возле сооружения, называемого колодцем. Она вела себя совершенно невозмутимо и выглядела совсем органично на взгляд Ланы среди всей разномастной лагерной братии, даже особенно и не выделяясь. В руках у нее были какие-то белые тряпицы, и она старательно окунала их в стоящее на краю колодца кожаное ведро, наполненное водой, и тщательно отжимала.

— Да, я пошутил, — усмехнулся Сократ. — Вот же она, живая и на свободе.

— А что это она делает?

— А… Нашла себе заботу. У нас тут в чуланчике томится один из их банды, ее соратник, видимо. Крепкий орешек, я тебе скажу! Убил одного из воинов Ульгерда, нескольких ранил. Барон не может понять, кто он такой, поэтому и не убил сразу. Я ж ему не объяснял, что он космический разбойник, как ты понимаешь. Этот пират ранен, и девчонка решила ему раны промыть. Видишь, как старается!

— Вижу. А зачем вы вообще на лагерь напали? И кстати, куда делись остальные друзья моей спутницы?

— Остальные? Кто-то еще там был?

— А разве нет?

— Мы только этого нашли. Видимо, те остальные, о которых ты говоришь, смылись раньше. А этот остался. Я нашел рядом следы двух или даже трех разных катеров.

Лана направилась к Асмабике, чтоб расспросить подробно обо всем этом. Что-то ей в этой истории показалось странным. Но дикарка, завидев принцессу, поспешила прихватить все свои тряпицы и направилась быстрым шагом к покосившейся деревянной постройке. Она даже не оглянулась, захлопнув хлипкую дощатую дверь прямо перед носом Ланы. Та остановилась как вкопанная, весьма неприятно удивившись.

— Оставь ты ее! Идем трапезничать, — услышала она за спиной.

— Что это с ней? Как она нашла своего друга в этом чулане? Я ведь совсем не надолго потеряла ее из виду…

— Что ты волнуешься по пустякам! Она увидела где-то тут его перчатку, кажется, или манжету, а на ней эмблема какая-то. Пристала к нашему старосте: где он да где он. Тот хоть и не понял ничего, все же догадался отвести ее в чулан. Теперь вот она и не отходит от этого парня.

— Да кто же он такой? Ты его видел?

— Видел, конечно. И знаешь, если бы не понимал, что это невероятно, то решил бы что он…

— Я сейчас сама все выясню! — не дала ему договорить Лана, словно испугавшись.

Она шагнула к двери, но на пороге внезапно появилась Асмабика, загородив ей дорогу. В ее глазах принцесса снова заметила прежнюю ожесточенность.

— Не входи сюда! — заявила она жестко. — Это ты во всем виновата!

— В чем? — чуть отступив спросила Лана.

— Во всем! — решительно выступила дикарка, не давая принцессе рассмотреть того, кто лежал в глубине чулана на соломенной подстилке.

Но Вивия-Мелания вдруг догадалась и даже слегка вскрикнула, словно обожглась. Чтоб подтвердить свою догадку, она пристально взглянула в глаза Асмабике.

— Это тот, о ком я подумала!?

— Откуда мне знать, о ком ты подумала, — насторожилась та и снова выставила руку, чтоб не дать принцессе заглянуть в темноту чулана.

— Это же бесполезно! Я все равно узнаю! — заявила Лана и решительно оттолкнула дикарку с порога.

Но та и сама понимала, что все выясниться и не предприняла уже особых усилий, чтоб не дать войти непрошенной гостье в их с принцем неожиданное убежище. Она прислонилась спиной к полусгнившему косяку и стала наблюдать исподлобья сцену встречи жены и мужа.

Благородный и чистокровный принц цивилизованного королевства, бледный и исхудавший с лица, сидел, прислонившись к стене жалкой полугнилой лачуги, прикрытый какими-то лохмотьями и остатками своего когда-то элегантного плаща. Почти не веря своим глазам, Лана медленно подошла к нему ближе и наклонилась. Сначала ей показалось, что он ее не видит, но вдруг едва заметная улыбка скользнула по его белому лицу. Но нет, это была, конечно, не приветливая улыбка, а ухмылка. Только теперь она была не ироничной и не ехидной, а грустной и даже какой-то обреченной. С правой стороны груди и сквозь тряпье продолжала просачиваться кровь.