Мария Капшина - Идущая
Реана разозлилась почему-то ещё сильнее и… скрипнула-таки зубами… Поняв, что именно у неё только что получилось, она напряглась — словно Атлантом подрабатываешь — секунд десять послушала, как дрожит от напряжения всё тело, грозя вот-вот сдаться, и всё же выпрямилась, насквозь мокрая и злая.
Эглитор стоял и улыбался. Улыбался так, что у Реаны наполовину слетела злость. Враги так не улыбаются. Эглитор едва уловимо шевельнул бровью — и Реана поняла, что её больше ничего не держит. Она повертела головой и тоже улыбнулась. А когда Эглитор открыл рот, она почти готовилась услышать: "Ну что ж, давай зачетку. Отлично". Разумеется ничего подобного Мастер не сказал.
— Ну что же, теперь садись, — сказал он, пододвигая девушке кресло. — Ты вполне заслужила отдых… и мою искреннюю симпатию.
— И всё-таки, ты знаешь, как решить мою проблему? То есть, две: что делать с Редой и как вернуться домой.
— Нет, — покачал головой Эглитор. — Я никогда не занимался ни странствиями между мирами, ни… Честно говоря, первая из названных тобой проблем ни перед кем ещё не вставала. Насколько мне известно, разумеется, — добавил он.
— И что мне делать?
— Пока — сказать мне, что ты хотела бы получить на ужин. Уже стемнело.
Реана только теперь поняла, до чего проголодалась.
— Хлеба и молока, — заказала она сконденсировавшемуся у двери слуге. — И, если можно, мёда хотелось бы…
Эглитор усмехнулся.
— Теперь понятно, почему ты такая тощая.
— А то! — улыбнулась Реана. — И всё-таки, что мне делать? Неужели вообще нет никакого решения?
— Какое-то определенно есть, — сказал Эглитор. — Пока что я советовал бы отправиться к Нанжину. Он по праву зовется Мастером Арна, и вполне может что-то подсказать.
— А я успею? — тихо спросила Реана. — Я имею в виду… Реда… она ведь…
— Успеешь, — заверил Эглитор. — На мой взгляд, ты не так давно весьма наглядно продемонстрировала, что её не выпустишь…А вот и ужин. И твое оружие тоже. Пусть благословение Вечных будет на этой трапезе.
— Пусть, — легко согласилась Реана, принимаясь за еду. Молоко было холодным, а хлеб теплым, и мёд пах летом в альпийских лугах — и благословение Вечных ничуть трапезе не повредило.
— Так ты думаешь, Нанжин поможет? — спросила она Мастера.
— Мало ли, что я думаю! Будущее ведомо Тиарсе, а не нам, смертным. Если ты настаиваешь… Я почти вполне убежден, что ты сама справишься с Редой.
— Как это? — удивилась Реана, перестав жевать.
— Это твоя история, а значит справиться должна ты сама.
— Нет, я не о том. Я… как я… разве я могу уничтожить Реду? Она же…
— Я не сказал "уничтожить". Твоя сила в том, чтобы изменять, милостию Килре.
— Я не уверена, что понимаю… — неискренне сказала Реана. На самом деле она была абсолютно уверена, что не понимает. — Изменить сложнее, чем уничтожить, да ведь? Как я смогу изменить Реду, если мне не под силу не то что уничтожить ее, а даже просто хоть как-то навредить? Как это возможно?
— Потом. Объяснять не имеет смысла, ты поймешь всё сама.
Реана пожала плечами. Потом так потом. Почему-то расспрашивать ей и не хотелось. Куда только девалось вечное любопытство? Ей хотелось спать, чем она и занялась сразу после ужина в отведённой ей комнате. И прекрасно выспалась. Когда завтра Эглитор спросил, не нужно ли ей чего-нибудь, она попросила кусок кожи, ножницы и нитку с иголкой, с помощью чего превратила свои штаны в клеш: когда штаны навыпуск, в обуви снега меньше. После полудня, отдохнувшая, она отправилась вдоль кромки леса на северо-восток, к дороге. Эглитор пожелал ей удачи на прощанье и добавил:
— Главное, человечек, никогда не забывай: ты — это ты. Неважно, что было, что будет: ты — это всегда ты, чем бы ещё ты ни была.
Реана только кивнула, сообразив, что на её вопросы, к чему это, Эглитор ответит, как вчера: потом сама поймешь.
Реда молчала, не желая обсуждать происшедшее, и даже не слишком издевалась над "бестолочью". Бестолочи даже стало как-то не по себе без ставшего привычным холодного и едкого голоса. До вечера они как раз успели добраться до большой дороги между Тегна-Лё и Куненом, где и остановились на ночлег. Быстро стемнело, и над лесом взошла полная луна: зелёная, огромная — такая, что у Реаны дух захватило от восторга. Она забыла даже, что собиралась спать, и сидела, не в силах оторваться от этого сияющего чуда, пока Реда не вернула её к действительности:
"Спокойной ночи", — саркастически пожелала она, и Реана расслышала мысль: "Ненавижу луну!"
"А я — наоборот, — зевнула Реана, вспомнив, наконец, что хочет спать. — …В смысле, тебе тоже спокойной ночи…" — пробормотала она и заснула. Реда усмехнулась. Она знала, что не заснет сейчас. "Детка" закрыла глаза, но Реда затылком (даже чужим) чувствовала холодный взгляд безумной луны. Ненавижу луну!
X
Реда. 8 лет до смерти
— Но примерно раз в год ты случайно поднимаешь глаза к небу,
видишь там полную луну и едва сдерживаешь желание
завыть по-собачьи от тоски, а о чём тоскуешь — и сам не знаешь,
да и не узнаешь никогда…
Макс Фрай
Тяжеленная, окованная железом дверь закрылась беззвучно и легко. Хотя с виду предположить силу в этой руке было трудно: обычная женская рука. Тонкая.
Она двигалась особым скользящим шагом дикой кошки. Рыси, ночной хищницы с фосфоресцирующими глазами. Двигалась так, словно была не в своей комнате, а на поле битвы. На охоте, по меньшей мере. Она столь же бесшумно села в кресло, положила руки на стол… И неожиданно, словно что-то сломалось внутри, на миг обмякла, бессильно уронив ставшую вдруг свинцово тяжелой голову. Хотя, только на мгновение, такое короткое, что семеро из десяти вообще ничего бы не заметили, а и те трое, что оказались бы достаточно наблюдательными, поломали бы головы: не померещилось ли? Померещилось, наверное. Потому что не может императрица даже на миг оказаться совсем маленькой, не очень уже молодой, смертельно усталой и беззащитной. И упаси небо не то что сказать — подумать о таком. Впрочем, ни одного возможного свидетеля не могло быть в принципе. Не то что при свидетелях — Реда и наедине с собой не прощала себе слабости. У императрицы не должно быть эмоций, она не должна ничего чувствовать. Без права на ошибку. Она — императрица, сгусток разума, предназначенный управлять. Не человек. Тем более, не женщина.
Она усмехнулась — криво и жутко, мимолётно провела пальцами по прохладному металлу Олинды. Свечи на стене ярко освещали стол и кипы бумаг на нём. Холодно-голубоватый свет полной луны просачивался в окно, разбавляя красноватый полумрак, как холодное молоко разбавляет чай.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});