Лорд Дансейни - Время и боги: рассказы

И Смерть торжественно ответила:

— Я собираюсь напугать Одиссея.

И, завернувшись в дорожный плащ, вышла через дверь, предназначенную для ветра, а ее тяжелый подбородок был обращен к земле.

Вскоре она прибыла на Итаку*, в зал, что известен Афине*, распахнула дверь и увидела знаменитого Одиссея с седыми кудрями, который грел руки, наклонившись над очагом.

И ветер злобно подул на Одиссея сквозь открывшуюся дверь.

А Смерть подошла, встала позади Одиссея и неожиданно вскрикнула.

Одиссей все так же грел свои бледные руки.

Смерть придвинулась еще ближе и стала что-то напыщенно говорить ему. Наконец Одиссей повернулся к ней. Он сказал: «Ну, что, старая служанка, хвалили тебя хозяева за ту работу, что ты проделала для меня под Илионом?»*

А Смерть, представив, как станет смеяться Любовь, не могла произнести в ответ ни слова.

Потом Одиссей сказал:

— Теперь пошли, помоги-ка мне, — и, тяжело опираясь на костлявое плечо, вышел с ней вместе в открытую дверь.

Смерть и апельсин

Перевод В. Кулагиной-Ярцевой

Двое смуглых молодых людей в дальней южной стране сидели в ресторане за столиком вместе с дамой. На ее тарелке лежал маленький апельсин, внутри которого раздавался злобный смех.

Оба молодых человека не сводили глаз с женщины, они ели мало, а пили много.

А женщина улыбалась и тому и другому.

И маленький апельсин, внутри которого раздавался смех, медленно скатился с тарелки на пол. Оба молодых человека одновременно нагнулись за ним, и столкнулись под столом, и обменялись быстрыми словами. Ужас и бессилие победили здравый смысл каждого из них, здравый смысл, который и так был загнан в самый дальний уголок мозга. А внутри апельсина все раздавался смех, и женщина продолжала улыбаться. Тогда Смерть, сидевшая за другим столиком напротив старика, поднялась и подошла понаблюдать за ссорой.

Молитва цветов

Перевод Г. Шульги

Западный ветер, что дует ласково и лениво, западный ветер, что дует непрестанно и сонно, непрестанно и сонно дует в сторону Греции, донес голос цветов.

— Леса исчезли, леса сошли на нет, бросив нас; люди нас больше не любят; мы так одиноки под луной. По некогда прекрасным полям мчатся огромные машины, дороги тяжко и страшно пролегли по всей земле.

Поглотив траву, расползлась раковая опухоль городов; они неумолчно громыхают притонами, сверкают огнями, пятная позором ночь.

Леса исчезли, о Пан, леса исчезли. Как далека твоя песнь, о Пан, как далека.

Ночью я стоял между двух железнодорожных перронов на окраине Мидланд-сити. Вдоль одного каждые две минуты проносился поезд, и вдоль другого каждые пять минут проносились два поезда. Рядом высились ярко освещенные фабрики, и небо над ними было зловещего цвета, каким бывает лишь в кошмарном сне.

Город наступал, правы были цветы; тогда-то я и научился слышать их плач. А однажды услышал в волнующей музыке ветра из Аркадии укоряющий ответ Пана: «Потерпите чуть-чуть, это ненадолго».

Время и мебельщик

Перевод Г. Шульги

Время рыщет по миру, и волосы его белы не от старости, а от пыли разрушенных городов. Как-то случилось ему оказаться в мебельной мастерской, в антикварном отделе. Там мебельщик делал стул: морилкой темнил древесину, бил цепью и проделывал дырочки, якобы проеденные жучком.

Увидев, что человек делает его работу, Время приостановилось, глядя на него критически.

— Я работаю иначе, — наконец вымолвило Время; выбелило ему волосы, согнуло спину и избороздило морщинами хитренькое личико. И поспешило прочь, ибо один могущественный город, мрачный и безрадостный, давно уже мучил собою поля — пора было им заняться.

Городок

Перевод Г. Шульги

На пути из Горажвуда в Дрохеду* я вдруг увидел город. Это был небольшой городок в долине; казалось, он окружен легкой дымкой, и солнце золотило эту дымку, как на старых итальянских картинах, где на первый план выступают ангелы, а дальше все тонет в сиянии золота. А в вышине, — хочется так сказать, хотя на самом деле сквозь золотистую дымку ничего не видно, — но я почему-то знал, что там, в вышине, пролегают тропы блуждающих кораблей.

Склоны холмов сплошь покрывало лоскутное одеяло полей, и кое-где на них уже лег снег, и птицы с пустоши улетели в теплые края — примет осени становилось все больше. Вдалеке невысокие холмы сияли как золотой крепостной вал, разрушенный временем, как упавшая на землю ограда Рая. А в стороне темные горы равнодушно смотрели на море.

И, глядя на эти седые настороженные горы, высящиеся с тех времен, когда, как крокусы, вырастали города аравийской и азиатской цивилизаций и, подобно крокусам, увядали, я гадал, долго ли просуществуют дымка в долине и лоскуты полей на холмах.

Небесные поля

Перевод Г. Шульги

Горы говорили: «Посмотри на нас, посмотри; мы, древние и седые, выдерживаем поступь Времени. Время споткнется и сломает свой посох о наши скалы, а мы пребудем, полны величия. Да, мы останемся такими же, как сейчас, — мы и шум моря, нашего ровесника и брата, что нянчит останки своих детей, оплакивая то, что совершил.

Высоко, высоко мы парим надо всеми; мы любим маленькие городки, пока они не постареют и не перейдут в область мифов.

Мы, горы, вечны и непреходящи».

Облака плавно приподнялись с места и, громоздя скала на скалу, хребет на хребет — словно Кавказ на Гималаи — помчались на спине бури вслед за солнечным светом, лениво поглядывая вниз, на вершины гор, со своих золотых высот.

— Вы преходящи, — сказали им горы.

И отвечали облака (так приснилось мне или так я придумал):

— Мы преходящи, воистину мы преходящи, но на наших небесных полях резвится Пегас. На наших полях скачет Пегас и пасется среди песен, что каждое утро приносят ему жаворонки с далеких земных полей. На рассвете от ударов его копыт серебристо звенят наши склоны. И, раздувая ноздри, вдыхая утренний воздух, вскинув голову и трепеща крылами, застывает Пегас и смотрит с наших головокружительных высот, и всхрапывает, видя в складках и сгибах тог, что покрывают колени богов, яростное великолепие будущих битв.

Червь и ангел

Перевод Г. Шульги

Червь, выползши из могилы, встретился с ангелом.

Стали смотреть они вместе на королей и королевства, на юношей с девами, на древние города людей. Увидели и старцев, неподвижно сидящих в креслах, и детей, поющих в полях. Увидели дальние битвы, воинов и крепости, мудрость и низость, пышность королевских дворов, увидели людей всех племен, что есть под солнцем.