Синди Пон - Ярость феникса (ЛП)

Он коснулся ее щеки, но она не смотрела на него.

- Слава богине, что ты выжила, - он неловко убрал руку. – Пэнь сказал, что мы уплываем через неделю. Он хочет вернуться до конца осени.

Она подняла голову.

- Я думала, ты остаешься в Цзяне?

Он удивленно вскинул темные брови.

- Не помнишь? Я сказал отцу, что вернусь в Ксию, - он все понял, лицо его смягчилось. – Ты не помнишь.

Он не остается в Цзян Дао? Она искала в памяти, словно что-то в воспоминаниях подменили. Он шагнул к ней.

- Я говорил тебе после твоего первого пробуждения. Говорил тебе…

Он на краткий миг закрыл глаза.

- И поцеловал тебя.

Она почти смеялась.

- Разве?

Они смотрели друг на друга, пока Чэнь Юн не улыбнулся.

- Да. А ты упала в обморок… или уснула, - он рассмеялся. – Я не решил, что хуже.

Она рассмеялась, хотя ей казалось, что она не сможет дышать. Память вернулась, словно проявился рисунок кистью. Он все еще смеялся, когда она обвила руками его шею и, привстав на носочки, поцеловала его в губы. И тут же отстранилась, смутившись.

- Аи Линг, - его голос звучал низко и хрипло. Чэнь Юн потянулся к ней. Он провел ладонями по ее спине, прижимая ее тело к своему. Он склонил голову и поцеловал ее шею, оставляя горячую дорожку из поцелуев, пока не добрался до чувствительной точки за ее ухом. Он шептал ее имя, согревая дыханием кожу.

Она бы рухнула на землю, если бы не его крепкие объятия.

Он отстранился и взглянул на нее.

- Я так долго этого хотел, - глаза его потемнели и напоминали плавленый янтарь. – И этого.

И его губы оказались на ее, теплые и мягкие. Она вдыхала его, чувствовала его вкус на губах и языке. Он гладил ее, потом пальцы запутались в ее волосах, распуская ее косу. Она обвила руками его шею, притягивая его к себе. Он не мог быть еще ближе. Еще ближе. Чэнь Юн гладил ее руки, ее тело, спускаясь к ее бедрам и возвращаясь к ее лицу, не оставляя ее губы.

Они целовались, пока ее колени не задрожали, пока не закружилась голова. Но она не упала в обморок снова, ведь не простила бы себе такое во второй раз.

Пэнь постучал в дверь, когда она начала собирать вещи в Ксию. Она уронила тунику на кровать и подбежала к нему, пожав руку.

- Я все еще не знаю, как вас благодарить. Вы спасли нас обоих.

Он улыбнулся и сел на ее кровать.

- Йен помог. Он молился со мной эти долгие часы, приносил все, что было необходимо. И я не могу сказать, что знал сразу, что все получится.

Аи Линг поежилась. Она понимала, как ей повезло, как всем им повезло.

- Знаю, - прошептала она. – И я никогда не смогу отплатить вам за вашу доброту.

- Можешь.

Она удивленно посмотрела на него, обхватив себя руками.

- Ты помнишь, что произошло? – спросил Пэнь.

Она рассмеялась, покачав головой.

- Я не хотел спрашивать, пока ты не пришла в себя, но…

- Вы напоминаете мне кота, как Таро, - сказала она. – Вам все интересно.

Теперь смеялся он.

- За такое нельзя винить.

- Я помню, - она вдруг посерьезнела. – Помнить все – мое проклятие.

Пэнь смотрел в окно, взгляд стал напряженным. Он взглянул на нее, она улыбнулась.

- Расскажешь, может, мне, пока мы будем плыть в Ксию?

Она села рядом с ним.

- Расскажу.

Он улыбнулся, став даже очаровательным.

- Как там Чэнь Юн?

Она покраснела.

- Отлично, - Аи Линг подавила желание коснуться губ, что распухли от поцелуев. Вместо этого она провела ладонью по тунике, что подарил Пэнь, а потом свернула ее, улыбаясь.

- Он ничего не помнит, - сказал Пэнь.

- Слава богине, - прошептала она.

- Когда он проснулся и увидел тебя... такой… - Пэнь покачал головой, - и был вне себя. Йену пришлось успокаивать его, а потом выводить из спальни.

Она попыталась представить, как себя чувствовал Чэнь Юн. Она ощущала то же, когда увидела его неподвижным на кровати.

- Я должна принести подношения Богине милосердия, когда вернусь в Ксию, - сказала она тихим голосом.

- Мы вернемся, еще листья не опадут, - ответил Пэнь.

Глава шестнадцатая:

Аи Линг добралась до Дворца Аромата мечты через две недели после возвращения в королевство Ксиа. Ее отец сопровождал ее, понимая ее спешку. Господин Цао, один из близких советников императора и старых друзей отца, принял их, как важных гостей. Отец остался на внешнем дворе, но она попросила доступ к внутреннему двору, где обитали наложницы императора.

Она пересекла двор, вышитые туфельки хрустели на сухих листьях, она вдыхала аромат осени. Яркими розовыми и красными цветами пылали хризантемы, мерцали оранжевым. Она шла по тропинкам, словно в голове ее была карта. Дворец почти не изменился за триста лет.

Воспоминания, ее и Чжуна Йе, перепутались и не давали ей покоя. Ее сердце колотилось. Она опустила взгляд, отчасти ожидая, что увидит нежеланное платье невесты. Или синее одеяние советника. Она остановилась у кустов роз, на которых осталось лишь немного листьев. Вряд ли это те же розы, что цвели перед комнатой Мей Гуи, но каменная скамейка в форме полумесяца, где сидел Чжун Йе, пока для него танцевала Серебряный Феникс, не изменилась.

Аи Линг опустилась на колени у куста, что был ближе всех к краю, и принялась рыть деревянной лопаткой, которую она взяла с собой. Через некоторое время она ударилась обо что-то твердое. Квадратная шкатулка, которую она достала, была покрыта землей, она потерла пальцами бок, открывая изображение лотоса. Шкатулка была нефритовой. Ее руки дрожали, она боролась с крышкой. С хлопком она открылась. Аи Линг поставила шкатулку на землю и вытерла руки об одежду, не думая, что испачкает ее.

Гребень из панциря черепахи, украшенный цветами сливы, лежал на подушечке из сиреневого шелка. Она подняла его и невольно прижала к губам. Этот гребень Серебряный Феникс обронила в первый вечер, проведенный с Чжуном Йе. Но это было не все. Аи Лин подняла подушечку и вытащила из-под нее квадратик пожелтевшего пергамента. Она осторожно развернула бумагу, опасаясь, что она порвется. Пергамент пах жасмином, но так слабо, что ей могло и показаться. Она прочитала стихотворение, что уверенной рукой написал Чжун Йе, его почерк был аккуратным, словно у учителя.

Вечер прошел

Без нежных лилий, усыпавших

Комнату или вплетенных в твои косы,

Без изумрудов и жемчуга, которыми

Я хотел украсить твои тонкие руки.

Лишь разговоры и смех,