Елена Хаецкая - Голодный грек, или Странствия Феодула

– Воистину, великий и желанный гость в моих землях тот человек, который доставил мне эту грамоту, написанную самим Богом золотыми буквами. Где же она?

Феодул принял глубокомысленный вид и отвечал следующим образом:

– Грамота эта была доставлена мною в земли, подвластные вашему величеству, и пребывает в них и до сего дня; однако самое местонахождение грамоты от меня, увы, сокрыто. Выслушай, государь, какая беда со мной приключилась. Была при мне, как я уже поведал великому хану, небесная грамота; сверх же того – собственноручное послание благочестивого короля франков с изъявлениями глубочайшего почтения к великому хану; а сверх того – послание самого Папы Римского, который лично благословил меня доставить все эти важные бумаги в Каракорум. Все это было навьючено на одного дикого, неукротимого жеребца. И вот случилось такое, что во время пути слабая человеческая природа неумолимо взяла надо мною верх и вынудила сделать остановку. Воспользовавшись тем, что я сильно занят, коварный скакун вырвался и убежал в леса и горы, так что все пропало!

Андрей вдруг громко икнул.

– Переводи! – прошипел Феодул.

Заплетающимся языком толмач переложил историю одула на монгольское наречие.

Великий хан покачал головой и заметил со знанием дела:

– Подобные вещи происходят часто, хотя, конечно, далеко не всегда имеют столь печальные последствия. Это должно было научить тебя тщательно держать свою лошадь, когда слезаешь с нее по нужде. – И изволил поинтересоваться малозначительной персоной самого Феодула: – А к какому королевству принадлежишь ты сам?

С глубоким поклоном отвечал Феодул:

– Я пребываю под властью короля франков Людовика. Того самого, которому Господь поручил переправить к тебе грамоту.

– Скажи мне, – продолжал расспросы Мункэ, – много ли стран и народов находятся между моими владениями и землями этого короля? Ибо если он желает склониться под мою руку и выплачивать мне дань, то нас не должно разделять ничто враждебное.

– Увы! – закричал Феодул, охваченный сильным волнением. – Между франками и монголами находятся сарацины, лютые враги наши, и они-то преграждают путь! Будь дорога открыта, франки давно заключили бы с монголами мир и признали себя их данниками. Если бы только великий хан одолел сарацин и, с Божьей помощью изгнав их из Святой Земли, устранил как досадное препятствие между франками и монголами, то наши народы слились бы в один народ, а великий хан сделался бы господином над всеми языками, как и было предречено в грамоте Золотые Буквы.

Произнося перед великим ханом эти смелые речи, Феодул так и трепетал. Ибо захоти Мункэ – и сарацины были бы навсегда изгнаны из Святой Земли; а ежегодная дань монголам – небольшая цена за вечное владычество креста в Палестине.

Закончив говорить, Феодул вдруг почувствовал смертельную усталость. Он сделал знак слуге, и тот поднес ему еще чарку молочной водки. Вслушиваясь в монотонный голос толмача, который звучал немного ниже, когда Андрей переходил с лингва-франка на монгольский, Феодул тщетно пытался постичь, многое ли из его превосходной речи вместилось в убогий рассудок пьяного переводчика и сумеет ли Андрей донести до великого хана хоть малую толику растраченного Феодулом красноречия.

Долго гадать ему не пришлось. Мункэ вдруг раскрыл глаза пошире. Оказались они ясными и пугающе трезвыми. И опять холод прошелся по всей утробе Феодула.

– Желаешь ли ты провести моих людей к этому королю? – спросил великий хан. Феодул отвечал:

– Я могу привести их и к его величесту королю, и даже к великому Римскому Папе.

После этого холодный разум в глазах великого хана угас, расспросы прекратились и началась ужасная попойка, о которой Феодул не мог впоследствии вспомнить решительно ничего, кроме того, что очнулся у себя в юрте, в объятиях плоской и жесткой монголки. Прошло еще некоторое время, и Феодул с Андреем вновь были призваны к великому хану. На сей раз разговор был недолгим; угощения же не было вовсе. Из дам присутствовали только две жены великого хана, а из господ – начальник канцелярии и еще один монгол, сухощавый, горбоносый, со злыми, ясными глазами. Мункэ восседал неподвижно и как будто спал; говорил начальник канцелярии.

По его приказанию слуги поднесли на красной подушке с кистями тугой лук и две стрелы. Лук был очень красив и даже с виду страшен. Что до стрел, то они показались Феодулу весьма диковинными, ибо наконечники их сделаны из чистого серебра, во многих местах прободенного отверстиями.

Начальник канцелярии любезно предложил Феодулу согнуть этот лук. Глупо улыбаясь, Феодул взял с подушки оружие и натужился. Но сколько он ни пытался, лук оставался неподатливым и ни за что не желал подчиниться. Монголы рассмеялись, а горбоносый что-то сказал.

Андрей перевел:

– Этот лук с трудом сгибают двое. Ничего удивительного, что у тебя одного ничего не получилось.

Феодул покраснел и положил лук обратно на подушку.

– Спроси их о стрелах. Это тоже какая-то монгольская шутка?

Андрей переговорил с начальником канцелярии, который почему-то засмеялся, а потом хмуро объяснил неразумному минориту из Акры:

– Что монголам шутка, то всем прочим язва в бок. Эти гремучие наконечники для того полны отверстий, что в полете свистят, точно флейта. Хан Мункэ посылает лук и две стрелы его величеству королю франков с такими словами: «Если ты желаешь заключить со мною мир, склониться под мою руку и выплачивать мне дань, то я покорю земли сарацин, разделяющие твои и мои владения. Если же ты откажешься – помни: из таких луков монголы стреляют далеко и метко».

Начальник канцелярии кивнул другому слуге, и Феодулу вручили золотую дощечку шириною в ладонь и длиною в пол-локтя, испещренную причудливыми загогулинами, о которых Феодул уже знал, что это – монгольские буквы. И эта дощечка была очень важной, поскольку содержала приказ великого хана всем монгольским начальникам доставлять Феодулу продовольствие, лошадей и все необходимое, ибо означенный Феодул – посланец самого великого хана к королю франков и к Папе Римскому.

Феодул восхищенно взял золотую дощечку и прижал ее к груди.

Пока Феодул радовался, начальник канцелярии заговорил с горбоносым монголом, который слушал чрезвычайно внимательно и только время от времени коротко кивал. Затем начальник канцелярии обратился к Феодулу и сказал:

– Вот твой спутник, которого ты приведешь к своему королю. Ибо великий хан желает, чтобы посольство, которое будет говорить от его имени перед владыками Запада, было двойным: франкским, с одной стороны, и монгольским – с другой, и в этом великий хан видит верный залог грядущего единства.