Елена Хаецкая - Голодный грек, или Странствия Феодула

Как побывал он в стране, где у жителей нет лба, поскольку родители от самого младенчества непрестанно гладят ребенка по головке, дабы отогнать лоб назад и вовсе свести на нет. И они полагают, что это красиво.

Как оказался он потом еще в другой стране и тамошние жители вовсе не употребляют в разговоре слово «дождь», поскольку благодаря жаркому климату капли дождя испаряются, не успев коснуться земли.

Как обратил он в истинную веру псоглавцев, а затем один на один бился с бесчисленными стадами онокентавров и остался жив.

Как достиг наконец города, где все дома построены из войлока и находятся в непрестанном движении, и там имел богословский диспут со жрецами идольскими и всех их одолел своей ученостью. Как было при Феодуле пасхальное яйцо, освященное самим Папой Римским, и вот покуда один из жрецов выхвалял своих деревянных и медных богов, это яйцо не снесло такой лжи и взорвалось, чем убедило верующих неправо признать истинность слов Феодула.

И многое другое поведал Феодул Дуке Ватацесу.

Тот выслушал внимательно, а затем осведомился:

– Кто этот знатный монгол и для чего он путешествует с тобою?

Тут уж встрял Андрей, которого, кстати, ни о чем не спрашивали. Не дал, окаянный, Феодулу и слова молвить. Красными пятнами пошел от гнева:

– Этот монгол здесь выведывает и разнюхивает, как бы прочим монголам ловчее проникнуть в эти земли и разграбить их до основания. Вот для чего он здесь, государь!

Дука Ватацес высоко поднял брови, удивленный:

– Что скажешь, Феодул?

– Скажу, что отчасти он прав, – не дал себя смутить Феодул, – но лишь отчасти, ибо обратной дороги эти монголы все равно не найдут.

– Кого обманываешь? – вскипел Андрей. – Государя или себя? Тебе-то не хуже моего известно, что эти бродяги выберутся даже из преисподней и отыщут дорогу к своим проклятущим юртам!

Дука Ватацес спросил Андрея:

– А ты-то кто таков, что своего же товарища передо мною обличаешь?

– Я, благодарение Богу, монголам в таком деле не пособник! – огрызнулся Андрей. – Я человек подневольный, своего голоса не имею. А приставлен к этому лживому Феодулу толмачом, ибо понимаю и монгольскую речь, и язык франков.

Император поразмыслил немного, а затем сказал Феодулу:

– Папа Римский не друг мне, но и ссориться с латинниками лишний раз мне тоже не с руки. Если ты – воистину посланник от Папы к монголам и от монголов – к Папе, то покажи мне грамоты, где все это было бы написано.

– Эти грамоты существовали, – неторопливо начал Феодул. – Они были навьючены на одного дикого, неукротимого жеребца…

И был Феодул, как ни кричал, ни отбивался, всего имущества лишен и заключен Иоанном Дукой Ватацесом в темницу как предатель и соглядатай.

Андрея-толмача Ватацес оставил при себе и дал ему писарскую должность. Глянулся никейскому владыке сердитый далматинец. Спустя год с небольшим Андрей женился на гречанке с хорошим приданым и, таким образом, окончил свои дни человеком хоть и ворчливым, но весьма упитанным и обремененным многочисленными потомками обоего пола.

Простых монголов, бывших с лжепосольством Феодула, Дука Ватацес приписал к своей армии, и те впоследствии охотно лютовали против латинников. Оттого иные бароны всерьез начинали верить, что никейский император и впрямь заключил союз с монголами, и от таких мыслей мужество латинников шло на убыль.

Горбоносый монгол был принят при никейском дворе с большим почетом, однако через несколько дней с ним приключился недуг, от которого он и скончался.

«Вопросоответник о неизреченном» Георгия Згуропула

Вот миновал месяц или даже два после плачевной кончины сановного монгола, а Феодул по-прежнему томился в никейских подвалах. Одежда на нем уже истлела, и в тоске ожидал Феодул, когда вслед за одеждой начнет истлевать и бренная плоть его.

Таким образом, пребывал он в полном унынии, покуда случай не послал ему нечаянную радость: в сырой мрак подземелья бросили к Феодулу еще одного узника. Поначалу, правда, Феодул совершенно ему не обрадовался, поскольку этот узник попал сюда из какого-то другого подземелья, где, видимо, провел немало времени, ибо был почти наг, весь покрыт струпьями, дурно пах и вообще являл собою мало привлекательного. Кроме того, он непрестанно жаловался и сквернословил.

Звали его, как он сообщил между непристойностями, Георгий Згуропул, причем, произнося свое имя, новый товарищ Феодула плюнул столь истово, что исторг испуганный писк у дремавшей под соломой крысы.

– На что ты негодуешь? – удивился Феодул. – Згуропул – имя звучное и вполне приятное слуху, как, впрочем, и мое – Феодул Апокрисиарий.

(Ибо, поневоле оставшись среди греков, решил он взять себе прозвание совершенно греческое, означавшее «Посланец»)

– Как тебя кликать – твое дело! – отрезал Георгий. – Мне насмешка обидна, вот что!

Тут Феодул сообразил, что имя «Згуропул» по-латински будет звучать как «Кудрявый», а собеседник его совершенно лыс.

Феодул, как мог, утешил его, угостил тюремной тухлятиной из своей миски и рассказал про людей без лба, и про псоглавцев, и еще про людей, у которых не сгибаются колени, отчего те передвигаются, подпрыгивая на прямых ногах; и про хитрого князя Александра, который заманил латинников на лед Ладожского озера; и про одного подвижника из пустыни Египетской, который обладал такой силой святости, что когда повстречался ему василиск, то не человек окаменел от взгляда чудовища, но чудовище при виде святого тотчас обратилось в камень…

Георгий ел, слушал и заметно отогревался душою. Покончив со скудной трапезой, он обтер руки о нечистую солому, служившую Феодулу ложем, и молвил:

– Складно…

– Истинная правда всегда складна, – обиделся Феодул. – Ибо в ней нет несообразностей, нарушающих гармонию.

– Много ты понимаешь о гармонии, невежда, – сказал Георгий пренебрежительно.

Тут уж взбунтовалось что-то в груди Феодула, сдавило душу со всех сторон, подобралось к горлу горьким комом.

– Вот ты, оказывается, каков, Георгий! – вскричал он. – А я-то принял тебя как брата!

Георгий поглядел на него весело, покачал лысой головой, даже посмеялся.

– Не спеши огорчаться, Феодул, – сказал он как ни в чем не бывало. – Я всегда таков и со всеми груб и непочтителен, ибо по самой природе своей зол, насмешлив и решительно дурен, с какого боку ни зайди. За это и терплю от людей, а ты уж потерпи от меня.

От таких примирительных слов мягкосердечный Феодул, конечно, сразу же растаял и Георгия простил. И вот уселись оба на солому друг против друга, и заговорил Георгий, пересыпая речь бранными выражениями, от которых, несомненно, ликовали все бесы, какие только могли их слышать.