Никос Зервас - Кадеты Точка Ру

– Может быть, они просто так? Ждут кого-то? – предположил Паша Мозг. – Кто тебе сказал, что это слежка?

– Кто сказал? – Ваня усмехнулся, кивнул на кучу старушечьих тряпок, сваленных у двери. – А вот бабка Пелагея сказала.

– Кто?!

– Бабка Пелагея – бдительная бабушка, – улыбнулся Ваня. – Она проводила подозрительную дамочку до машины и увидела через окошко, что мужик в этой машине держит в руках фотокарточку. Знаете чью?

– Чью?

– Твою, брат Петруха, – вздохнул Ваня и похлопал Тихогромыча по плечу. – Нас засекли, братцы. И установили слежку. Значит, мы уже не сможем незаметно выбраться из этого памятника и разбежаться.

– Хи-хи, не проблема, – обнадёжил Антоша Забабах. – Петруччо, ты принёс ингредиенты? И славненько. Мы им сейчас перворазрядную дымовуху забабахаем.

Он смешивал на глаз и переборщил с калиевой селитрой. Вонючим дымом, точно рыхлой ватой, завалило Старую площадь до самой Китайгородской стены. Несколько минут машины двигались, как в тумане. Пожарные прибыли мгновенно, однако очагов возгорания не обнаружили. Оплавленные останки пластиковой бутылки и выгоревший запал, сделанный из стержня шариковой ручки, остались лежать в близлежайшем кустарнике, никем не обнаруженные.

Маргарите и её зоркому напарнику едва не выело глаза: они бегали в дыму, как огромные ежи в тумане, – да так никого и не углядели.

Глава 4. Русская капелла

– А что такое ультиматум? – поинтересовался Квакин.

— Это такое международное слово, — уныло ответил Фигура. — Бить будут.

Идиоты, – процедила Сарра. – Какая ещё параллельная реальность?! Никуда они не исчезали. Они в памятнике сидели!

– Как в памятнике? – удивился банкир Лебедзинский.

– Ваши агенты хвалёные Москвы не знают! Тоже мне профи. Только иногородняя лимита не в курсе, что памятник героям Плевны полый! – устало сказала госпожа Цельс.

– Но там же дверей нету!

– У памятника по сторонам четыре железные плиты с крестами. Одна из них раскрывается внутрь. А в памятнике – каморка человек на десять. Там и спрятался мальчишка.

Михаил Яковлевич Лебедзинский визжал в трубку, объясняя начальнику службы безопасности своего банка, почему тот будет уволен, если через полчаса не исправит глупейший просчёт. Надо сказать, испуганный шеф безопасности постарался на славу. Колфер Фост не успел покончить с горячим, а Михаил Яковлевич Лебедзинский уже слушал доклад подчинённых сыщиков:

– Работаем со всей серьёзностью, Михаил Яковлевич! Двоих засекли на проходной Суворовского училища, посадили изотопные маячки на одежду. У одного взяли частоту мобильного телефона. В ихнем суворовском училище поставили камеру прямо в казарме, – торопливо излагал шеф безопасности. – Начали прослушку телефонов начальника училища, а также аппарата в офицерской курилке.

– И что Вы мне рассказываете об этом? – сварливо перебил Михаил Яковлевич. Он сидел рядом с Саррой Цельс, которая меланхолично посасывала сигаретку, поглядывая нанастенные часы так, словно это были никакие не часы, а заготовленная для скорой казни гильотина. – Вы не расписывайте детали, Загорский! Вы мне давайте хорошие результаты!

– Да-да, конечно! Первые результаты таковы: действует неформальная подростковая организация. Приблизительно два десятка членов.

– Что?! – задохнулся Лебедзинский и, переключая телефонный аппарат в режим громкой связи, простонал: – Вы только послушайте, господин Фост…

– Не менее двадцати подростков, – глухо бубнил голос шефа безопасности Загорского. – У них жесткая организация. Планируют раздражающие акции в отношении неугодных лиц.

– Кто финансирует? – перебил Фост.

– Финансирует кто?! – визгнул Лебедзинский в трубку.

– Как раз выясняем в настоящий момент. Уже известно, что в организацию входят несколько кадетов Московского суворовского училища, один воспитанник Нахимовского флотского училища, два ученика английской спецшколы номер 1505, два ученика компьютерного колледжа МФТИ. Так, кто ещё… один мальчик из Художественной школы имени Сурикова, три человека из школы спортивного Олимпийского резерва, двое из Ломоносовского лицея при МГУ, ещё мальчик из гимназии в Плескове. Про остальных выясняем.

Сделалось тихо. Только скрипит корсетом Изя Ханукаин, подёргиваясь в кресле. И слышно, как противно, на одной ноте урчит в животе Миши Лебедзинского.

– Что это значит? Какие-то скауты решили померяться с нами силами? – молодой министр Железник поднял бесцветные брови.

– Не смешно, – процедила Сарра. – Скверный симптом.

– Столько бьёшься с этими детьми, – плаксиво задышал детский писатель Эд Мылкин, – никакого толку. А всё из-за русской защиты! Понимаете, у них в крови сидит непокорность, неприятие наших установок!

– Невероя-я-ятно! – протянул Лебедзинский, выключая телефон. – Что за страна такая? Столько придумано замечательных фильмов, дискотек, игровых автоматов специально для местной молодёжи! А эта шпана всё равно партизанит, понимаешь, за веру, царя и отечество. Тьфу. И чего им пива не пьётся? Сидели бы дома, смотрели телевизор!

– Неужели отморозки заметили, что мы «отстреливаем» их национальных гениев? Взрослые не чувствуют, а эти отследили публикации, вышли на след авторов? Возможно ли?! – Сарра Цельс, причмокивая, задумчиво посасывая мундштук, процокала каблучками к окну. – Странно, неужели московским тинейджерам до сих пор есть дело до Пушкина и Суворова?

– А Вы надеялись сразу, за пару месяцев переключить всю русскую шпану на пиво с креветками? – желчно сощурился автор Мылкин. – Да мы тут годами бьёмся! Да у них в крови сидят все эти невско-донские гены, за столетия не вытравились!

Детский писатель покосился на Уроцкого, который, нервно почёсываясь, жевал пирожные; потом глянул на великого продюсера, лысого и красного, торчком восседавшего на подушках.

– А знаете, что я вам скажу? – голос Мылкина стал вкрадчивым. – Правильно Ханукаин волнуется! Многие подростки не купятся на новогоднее шоу с самобичеванием! Они же юные патриоты! Они спят и видят великую Россию! Вы не заставите их виниться в исторических грехах русского народа.

– Да! По регионам рассеяны десятки тысяч таких дуриков с патриотической плесенью в голове. Что делать с ними? – банкир вопросительно покосился на Колфера Фоста.

Тот устало приспустил бледно-жёлтые веки. Сарра Цельс раздавила окурок о сухую землю в цветочном горшке.

– Вы правы. Лига вновь недооценила русское болото, – сказала она. – Жабы превращаются в царевичей. В чешуе, как жар горя, из трясины выходит свежее поколение черносотенцев. Гм! Раньше мы думали, что имеем дело с горсткой юных боевиков, вскормленных моим бывшим начальником, генералом Савенковым. Но теперь я вижу… это не единичный случай. Началось то, чего мы боялись. Западная культура приелась местным тинейджерам. Их тошнит от американских фильмов, рэйва и куриных крылышек. Включился инстинкт самообороны.