Катарина Керр - Чары дракона

Сейчас Тудилла восседала у изгиба стены, рядом с камином, возле которого располагались воины из боевых отрядов. Она возвышалась над несколькими бочонками, откуда наполняла графины, которые в свою очередь разносили по столам служанки. Поскольку Блейн очень хотел переговорить с ней, то в уме проклинал весь набор привилегий господина благородного происхождения, которые заставляли его оставаться на его стороне большого зала. Но ругайся или не ругайся, он был вынужден ждать. После того, как подали медовый пирог и последние в этом году яблоки, выступил бард, представив своё новое творение, которое недавно сочинил в честь Блейна. Перекормленные гости замолчали, бард переключился на хорошо известную историю о том, как король Бран основал Святой Город. Тогда гости снова начали болтать и, наконец, когда все заговорили в полный голос, бард оставил наконец поэзию. Махнув рукой, он призвал музыкантов – с арфой и рожком, а также ученика с небольшим барабаном из козлиной шкуры. Когда они начали играть, то слуги и благородные господа все разом дружно бросились отодвигать столы к стенам, чтобы освободить место для танцев.

В этой суматохе Блейн наконец смог покинуть своих гостей и найти хозяйку эля. Она руководила пажами, завозившими ещё один бочонок на тележке с колёсиками.

– Не трясите её так, ребята! – говорила Тудилла. – Ему едва хватило времени успокоиться после пути сюда. Осторожно, осторожно!

Блейну пришлось подождать, пока полный бочонок не был правильно установлен рядом со своими пустыми предшественниками и не появился Веддин, чтобы открыть его и на какое-то время занять место жены. Гвербрет и специалистка по двеомеру вместе отправились по коридору, где нашли укромную нишу, хотя там и сквозило. Уходя из зала, Тудилла прихватила свой старый плащ, Блейн трясся, напрягая всю свою волю, чтобы не слишком поддаваться холоду.

– Есть ли какие-нибудь новости, добрая женщина?

– Из Бардека ничего и не будет до весны, ваша светлость. Но Невин говорит, что дела в Элдисе… скажем так, они его беспокоят.

– Несомненно. Боги, как бы я хотел знать, жив ли Родри!

– Ваша светлость, я всем сердцем верю, что Невин знал бы, если бы Родри погиб. И Невин не сомневается: он жив. – Она успокаивающе улыбнулась Блейну, продемонстрировав рот, в котором не хватало половины зубов. – Вопрос в том: останется ли он жив, когда Джилл весной привезёт его домой? Мы можем знать, что Родри жив, но большинство населения Элдиса его уже похоронило. Люди, которые жаждут заполучить его рин, тратят много денег и требуют вернуть им все долги, чтобы добиться успешного осуществления своих планов. Как они отнесутся к тому, что законный наследник непринуждённо въедет сюда на белом коне и потребует принадлежащее ему по праву?

– Несомненно, плохо. Лицемерные бандиты! Что же мне сделать? Поехать в Элдис, как только переменится погода?

– Может быть, это лучше всего, ваша светлость, но с другой стороны, возможно, сейчас ещё слишком рано. Кто знает, когда Родри с Джилл вернутся? Когда они переплывут Южное море? Мне не хочется просить вас бросить все ваши дела только ради того, чтобы заняться делами кузена.

– Если бы на кон было поставлено только наследство Родри, я мог бы ворчать сколько угодно, но дело ведь не только в нем. Если в Элдисе начнётся открытая война, то король будет вынужден вмешаться. Что если его вассалов убьют или ранят? А что если война затянется на долгие годы и обескровит королевство? В первую очередь и всегда я – человек короля, милая женщина. Разреши мне предоставить себя и своих людей в твоё распоряжение.

– Мы будем очень благодарны, если вы это сделаете, ваша светлость, – Тудилла сделала грациозный реверанс. – И господин Мадок очень обрадуется, если вы остановитесь у него и немного с ним побеседуете, поскольку дан Дэверри в большей или меньшей степени находится у вас на пути.

– Скорее в меньшей, но он в любом случае меня увидит, как только дороги станут проходимыми, – Блейн замолчал, ему в голову внезапно ударила мысль. – Я надеялся быть здесь, когда моей жене придёт время рожать.

– О, вы успеете вернуться, ваша светлость. Сын, которого она носит, родится на несколько недель раньше, но здоровеньким. У неё будут лёгкие роды, поскольку он маленький.

– Великолепно! Я… послушай, откуда ты знаешь все эти вещи? Ты шутишь надо мной?

– Ни в коей мере, ваша светлость. Я сама беспокоилась о госпоже Каниффе, поэтому спросила у дикого народца. А они-то знают – не знаю, как – но знают. Поверьте мне.

И несмотря ни на что, Блейн должен был признать, что действительно верит ей.

В этот же день устраивали пир совсем другого рода, на другом краю королевства, в Элдисе, прямо у северной границы гвербретрина Родри, во владениях могущественного клана Медведя. Тьерин Даррил из Тренрида сидел за столом с двумя близкими и доверенными друзьями, Гварриком из дана Гамил, младшим братом гвербрета Савила из Каминвейна, и Талисом из Балглейда. С ними пировал человек из Бардека, который назвался Алиантано. Этот человек хотел, чтобы здесь, в Дэверри, его знали как Алиана. Он говорил, что так всем будет проще. За ужином велись настолько важные разговоры, что жена Даррила Амма развлекала других женщин отдельно, в женских покоях. Поскольку жена Талиса осталась дома, а Алиан заявлял, что жены у него нет, Амма сидела во главе совсем небольшого стола, предназначенного только для неё самой, её служанок, и Водды, жены Гваррика, её старшей сестры. Водда была стройной блондинкой с сонными глазами, одной из тех женщин, которые любят показывать себя чувственными глупышками, чтобы скрыть свой острый ум. Она фактически организовала и возглавила фракцию, которая подталкивала её мужа к борьбе за Аберуин. При этом следует отдать ей должное, её побуждения заходили гораздо дальше мелкого желания тратить собираемые с Аберуина налоги на шёлк из Бардека. Их мать Линед когда-то вела ужасную жизнь любовницы гвербрета Тингира. Тот часто пренебрегал ею, и в конце концов предпочёл леди Ловиан. Тяжело быть проигравшей соперницей. Линед приходилось мышкой пробираться по коридорам и залам дана Аберуин. Хотя Линед давно умерла – недобрые языки шутили, что она умерла, чтобы избавиться в равной степени, как от господина, так и от его жены – её дочери очень хорошо помнили свои дни при дворе.

– Ловиан всегда была так добра, – заметила Водда, когда подали зажаренную заднюю часть кабаньей туши. – Думаю, это было самое худшее, – её доброта.

– В особенности после того, как мама умерла, – Амма взяла нож с длинным лезвием и подняла его остриём вверх. – Мне резать?