Врата чудовищ (СИ) - Дара Богинска
Что же теперь будет?
Пока по лицу брата скользили тёмные отголоски его мыслей, Гвидо подошел к окну и оперся рядом с ним плечом, кивнул вниз, на дома и людей, белые крыши и стройную геометрию улиц. С высоты холма, на котором стояла лечебница, Сантацио был еще красивее, чем запомнил Джо. Он подошел, встал рядом, нахмурился. Морщина между его бровями уже редко сходила, кожа заломилась — слишком рано в Джоланте стал отпечатываться его вспыльчивый характер. Гвидо заглянул в его лицо снизу вверх, голос — такой мягкий и успокаивающий, что им можно умасливать младенцев.
— Подумай сам. Куда она может деться? В Шор? — сухой смешок, — Да тут у меня свои люди в каждом городишке, в каждом порту, каждом трактире. В Бринмор? Обратно в тот ад, что её породил?
— Нет. Туда она не пойдет. — Джолант растер пальцами лоб так, что на нем остались красные полосы. — Она не вернется назад.
И к нему — тоже не вернется. Ключник уткнулся взглядом в ошейник в своих руках. Какая ирония. Кто бы знал, что из волчиц получаются плохие цепные псы. Наверно, его стоило выкинуть, но что, если Гвидо ошибся и Джолант никогда больше не увидит Чонсу? Мало ли что может случиться кроме безумия: разбойники, болезни, волки, нападение монстров… Ошейник в два оборота застегнулся на его узком запястье. Красивый — вышитая лента, крепкая застежка, и показалось, что он еще теплый от кожи малефики, а не оттого, что мальчишка крутил его в руках последние полчаса. Манипуляции не прошли мимо внимания Гвидо: тот понимающе сощурился и едва толкнул своего сводного брата плечом в плечо. Тот покачнулся и не сдержал прерывистый выдох от боли в культе.
— Прости за подлый прием. Я сделаю тебе декокт от боли… Но у нас есть дела важнее твоих детских истерик и приступов гнева.
— В Бринморе нет ничего серьезнее сбежавших малефиков, — проворчал Джо. От унижения у него все еще горели уши, скрытые отросшими пепельными прядями.
— Мы не в Бринморе. Пока не в Бринморе.
— Пока?
Гвидо улыбнулся, приподняв плечи, своей узкой и хитрой улыбкой, которая напоминала спрятанный в складках плаща кинжал, привкус цикуты в вине или случайный толчок с обрыва. Такой же мягкий, как когда плечом о плечо. Медик поманил его за собой — за письменный стол, на котором была разложена карта. Там же — пергаменты с шорской клинописью и бринской вязью. Там же — вскрытые конверты, испещренные следами почтовых голубей. Где-то расплывались алые пятна — должно быть, вино. Пахло чернилами и песком, библиотекой.
— Помнишь своего дядю, Джолант?
Ключник сложил руки на груди и незаметно оперся на здоровую ногу. Он не стал подходить слишком близко, словно Гвидо снова мог его атаковать. И ему не нравился этот разговор — ни то, как он начался (унизительно! унизительно!), ни то, к чему он шел. Джоланту хотелось спать и чтобы не болела нога. Ему хотелось оказаться в другом месте — желательно на хвосте у Чонсы, а еще лучше — чтобы держать её в руках, снова целовать прохладные гладкие щеки в веснушках и не терять её из вида. Так безопасней, да? И приятнее для глаз.
Проклятая ведьма.
«Дядя». Хах, как же.
— Константин Великий? — Джо кивнул и посмотрел на Гвидо прямым, непреклонным взглядом, — Ты работаешь на него?
— В том числе, — заюлил брат со своими псевдовеселыми придурковатыми интонациями, — Я человек мира, мой дорогой братец. Скажем, я в одной связке с теми, кто на него работает. Например, с Самсоном. Но получилось так, что при его дворе сейчас ходят слухи…
Джолант сделал шаг вперед и сжал руку Гвидо, потянувшуюся за кубком. На карту плеснуло красным. Медик замер.
— Гвидо.
Тот поднял невинные серые глаза.
— Что — Гвидо?
— Чего ты хочешь?
Под рукой Джоланта затрещали его кости и Гвидо поморщился. Он освободился, крутанув запястьем, и сделал шаг от стола, сложил руки за спиной и тряхнул головой, как делал всегда, когда нервничал. Привычка с детства: мать била его по рукам, когда он нервно грыз ногти, потому он стал постоянно что-то вертеть в пальцах, но это ей тоже не нравилось. В итоге он стал убирать ладони за крестец. Было приятно найти знакомые черты у, кажется, ставшего совсем чужим человека. Джолант бы даже улыбнулся, да не хотелось, ситуация не располагала.
Сначала брат заставил его вляпаться в эту… божественно-медицинскую муть, а теперь тянет его в политику? Цели государств и сильных мира сего казались такими смешными и незначительными по сравнению с концом мира, что это вызывало недоумение и почему-то — обиду. Как если бы вы готовились сделать что-то великое, а вместо этого решили сходить в хлев и покрутить коровам хвосты со скуки.
— Я же говорил тебе, — огрызнулся Гвидо.
Джолант напирал, шагнул ближе и положил ладони на стол, незаметно сладко потянув поясницу. Боль отступила на миг и ударила снова, и с этим голос ключника зарычал:
— Ты вешал мне на уши всю эту чушь! «Ты — живая Кость Мира, Джолант! Мы спасены, Джолант!» Все дело решалась порцией твоей отравы и Чонсой, верно? Теперь Чонса черт знает где, а ты говоришь мне о какой-то политике? Вот я и спрашиваю: чего ты хочешь?! От меня.
Гвидо растерялся. Лицо у него приобрело карикатурное, почти детское выражение обиды, губы изогнулись вниз, а брови сошлись у переносицы. Но Джолант был непреклонен.
— Если ты пытаешься дергать меня за ниточки, я хочу знать, какую роль я исполняю. Так будет честно. Хватит недоговорок, брат.
Выражение на узком лице не изменилось. Такая же обида, но Джоланту было плевать на тонкую душевную организацию своего братца. Он смотрел прямо ему в глаза.
Дело было вот как: всю жизнь Джо получал приказы и воспитывался, как служебная собака. Принеси, защити, апорт, фас. Но к этому часу в его жизни произошло слишком многое. Он потерял всех, кого любил, а единственный родной человек преследовал свои цели, исполнителем которых решил сделать его. Не спрашивая согласия и не интересуясь мнением. Возможно, он даже больше не считает его братом. Горечь скопилась в
