Свита падших богов: путь в Тир - Фарит Маратович Ахмеджанов
— Что вы так долго?
— Я тебе скажу, странные дела тут творятся, — ответил Чеснаб. — Нам стоит быть сейчас подальше от этого места.
Он подхватил детей и понесся по улицам города. Азрик погладил статуэтку, которую незадолго до того ему сунул Чеснаб. Слава богу, теперь все будет нормально.
* * *
Аполлинор не мог найти себе места. Поднимался наверх — там сновали незнакомые ему люди, на него не обращали никакого внимания, а Мербал как исчез куда-то, так и не появлялся. Тоже мне, гостеприимный хозяин.
А внизу его встречал издевательский хохот Чернозубого. Он совершенно не собирался освобождать этого бандита. Если ему будет нужно, то такого рода деятелей он сможет нанять дюжину. И будут они куда более вежливыми.
Идти к себе в комнату он тоже не решался. Здесь, на людях, Мегарай не будет к нему приставать. К тому же, есть шанс, что вот прямо сейчас приведут мальчишку и все его мучения будут окончены.
Действительно, в храм вошла целая группа, с ними было два мальчика. К ним подошли двое, быстро переговорили, один махнул рукой — не те. Аполлинор разочарованно вздохнул и отошел к креслу. Сел — на него поглядывали косо, ну и плевать. Он тут гость, Мербал вернется и все наладится.
Перед креслом стоял низкий столик, на нем были выложены кубки, шкатулки и прочая мелочь, необходимая в местных богослужениях. Аполлинор рассеянно скользнул по ним взглядом — утварь хороша, хотя он видел и получше. Тут же с краю стояла невысокая и очень старинная статуэтка — смотрелась она явно лишней. Он пригляделся — полустертое лицо, от которого осталась фактически одна курчавая борода, да едва торчащий нос, когда-то весьма выдающийся, колпак на голове, сложенные на груди руки. Ничего особенного. Хотя, когда вглядываешься, лицо кажется словно оживающим. Странный эффект — видимо, он устал. В глазах плывет — конечно, он же не выспался сегодня!
Интересно, где Пульций? Он был в деревне, его схватили вместе с Чернозубым и еще одним из его шайки, а потом он куда-то исчез. Аполлинор подозревал, что отпустили его не безвозмездно — золота у его помощника должно было хватить на взятку, тутошние берут немного, но куда он делся потом? Неужели пошел обратно в Дамаск? Могло хватить ума — Аполлинор никогда не был высокого мнения об умственных способностях своего секретаря. Хороших помощников сейчас не найти.
К столику подошли двое служек, взяли несколько чаш, смотрели на него искоса. Потом подошел еще один — огромного роста взял статуэтку, повертел в руках, что-то буркнул себе под нос и отошел. Аполлинор не обратил на них никакого внимания. Пусть делают что хотят, говорят, что хотят, думают, что хотят. У него свои дела.
Сидеть стало невмоготу, он вскочил, сделал круг по залу, потом спустился вниз. Чернозубый был хреновым собеседником, но с ним можно было хотя бы о чем-то поговорить. Остальные как воды в рот набрали.
Против ожидания, старый бандит сидел тихо. Ухмыльнулся при виде Аполлинора, но никаких ехидных замечаний отпускать не стал. Встал у стены своей клетки, держась за ее перекладины, следил за ним горящими глазами. Молчал.
— Чего умолк? — спросил его жрец. — Проникся-таки почтением?
— Нет, — тихо сказал Чернозубый. — Что-то тут изменилось. Чувствуешь?
Он как пес втянул воздух, его ноздри хищно изогнулись. Аполлинор против воли повторил его жест — вышло очень глупо, и он, конечно, ничего не почувствовал, кроме запаха подвала и горящего масла.
— Что еще за глупости? — проворчал он. — Что изменилось?
Чернозубый пошевелил пальцами, словно что-то ощупывая.
— Воздух, он словно остановился. Голоса, словно о чем-то говорят колонны. Жрец, ты же общаешься со своим Аполлоном, не можешь же ты быть настолько слепым и глухим!
При упоминании имени солнечноволосого бога Аполлинора захлестнул гнев.
— Ты, — он бросился к клетке, — ты! Откуда ты узнал! Тебе сказал Пульций! О боги, ты не представляешь, что с тобой будет, если хоть кто-то…
— Молчи! — широкая ладонь сгребла его за шиворот и больно прижала к прутьям. Аполлинор уперся руками и попытался вырваться, но не смог. Чернозубый был гораздо, гораздо сильнее его.
— Молчи, или, клянусь всеми богами, я разорву тебе шею!
Пальцы Чернозубого легли ему на кадык. Аполлинор задрожал и даже попытался кивнуть, но ему не удалось — лбом он упирался в перекладину.
— Слушай, — свистящим шепотом сказал ему Чернозубый.
Аполлинор прислушался. На лестнице слышались шаги — тихие и неуверенные. Он повернул, насколько мог, голову и узнал в спускающемся гиганта, который взял статуэтку со стола.
Эта статуэтка и сейчас была при нем. Он держал ее перед собой, как факел, при этом его голова была почтительно наклонена. И еще он говорил. Старался шепотом, но его бас все равно доносился до всех углов.
— Ты сказал, здесь? Да, я скажу, я вижу камеры. Где именно?
Пауза.
— Я понял тебя.
Гигант решительно подошел к одной из дверей, легко отодвинул засов, открыл. Оттуда выскочила маленькая фигурка. Аполлинор было напрягся, но скоро расслабился — голос у малявки был явно женский. Освободителя она называла Ческабом или Чиснабом.
— Сейчас нам нужно уходить отсюда, маленькая Лиса. Азрик ждет нас снаружи, — послышался голос гиганта. — Это, оказывается, его ловят все эти люди.
Аполлинор застыл.
— Да, мы выйдем наверх, — снова послышался голос. И через паузу. — Хорошо. Я понял.
Девочка пискнула, Чеснаб погладил ее по голове.
— Нам помогает тот самый дух, который оберегает Азрика. Он совсем не страшный. Пойдем.
Обе фигуры осторожно поднялись по лестнице. Когда их шаги затихли, Чернозубый жарко выдохнул прямо в лицо Аполлинору.
— А теперь открывай! Живо!
Ослушаться жрец не посмел.
Клетку отпирал рычаг. Аполлодор, понукаемый Чернозубым, изо всех сил навалился на него — некоторое время ничего не происходило, наконец дверца скрипнула, и бандит оказался на свободе. Он одобрительно потрепал жреца по плечу и направился к лестнице.
— Надо сообщить тут всем, — пискнул ему в спину Аполлодор. — Они его поймают.
— Не поймают, — не оглядываясь, сказал бандит. — Сами все сделаем. Ты идешь?
Они поднялись по лестнице. В храме было много народу — готовились к вечернему богослужению. Расставлялись сосуды, зажигались новые светильники, повсюду сновали служки. Поверх этой — привычной — суеты проявлялась другая. Большая взволнованная группа стояла в дальнем конце храма, у прохода в его внутренние помещения, именно туда несколько часов назад
