Алина Белова - Сказание второе: Плач Волка (СИ)

Кольгрим с сомнением посмотрел на Ровену. Да, это была уже не та тихая скромная девушка, которую он когда-то видел. Она превратилась в крепкую могучую женщину, способную сражаться наравне с мужчинами, держать в руках тяжёлое оружие и убивать каждого, кто встанет на её пути. Она превратилась в настоящего варвара, как и сам Кольгрим. Таны поверили в него, приняли в свою семью, назвали братом. И теперь Улвир должен был сделать то же самое.

- Чтож, если такова воля богов, - усмехнулся Кольгрим, делая надрез на своей ладони. Красная кровь заструилась по его руке и капнула на звериные шкуры. - У нас не получилось связать друг друга узами брака, княжна Койотов. Но теперь я с радостью разделю с тобой свою кровь и назову своей сестрой. Никогда бы не подумал, что ты станешь таном.

- Взаимно, - засмеялась Ровена, сжимая руку Кольгрима. Их ладони соприкоснулись, и кровь смешалась. - Когда я услышала от Эдзарда, что ты пришёл просить помощи у Делаварфов, я сначала не поверила. А потом ты стал таном. Чтож, я рада стать твоей семьёй, Серый брат.

Улвир улыбнулся и убрал руку. Гертруда протянула ему прокипячённую в котле полоску ткани, и мужчина перевязал ладонь. Теперь у него была ещё одна сестра. Новая семья. На сердце вдруг внезапно стало совсем легко, как будто Кольгрим сделал то, что должен был. Эдзард наверняка гордился бы им. Старый Делаварф всегда говорил ему, что хотел бы своими собственными глазами увидеть, как Серый волк станет настоящим варваром. И вот теперь Улвир всё больше и больше напоминал сурового северянина, готового до последней капли крови защищать свою семью, свой дом и свою честь. В нём не осталось ничего, что могло бы напомнить Пса.

Этим вечером было шумно, как никогда. Варвары впервые пировали с того момента, как Эдзард Делаварф и сотня его храбрых воинов пали, позволяя войску пройти дальше в Волчьи угодья. Кольгрим ещё никогда прежде не чувствовал такое умиротворение на душе. Словно все оковы, раньше сдерживавшие его, пали. Это был праздник в честь Ровены, нового тана Снежных волков, но Улвир знал, что люди пируют за каждого Делаварфа. Четыре головы Кербера - они все были единым целым, семьёй, и счастье одного было счастьем всех остальных. А завтра война продолжится. Но одно Кольгрим знал точно: ему больше не нужно было бояться, что Снежные волки уничтожат сами себя в стремлении захватить власть в стае. Хоть Ровена и была женщиной, она могла дать фору даже Гертруде. Настоящая северная воительница, готовая разорвать глотку любому, кто решит воспротивиться её мнению. Приглушённо усмехнувшись, Кольгрим прикрыл глаза и попытался представить, кем бы стала Хильда, окажись она среди всех этих варваров. О, маленькая медвежья княжна с детства мечтала стать могучим воином. Если бы она вдруг встретилась с Делаварфами, то непременно доказала бы всем, что Медведи - серьёзные и опасные противники, которых не стоит недооценивать.

Этой ночью Кольгрим вновь заснул с мыслями о родном доме и жене, которая ждала его. Молодой Волк не мог дождаться того момента, когда вновь встретиться с Хильдой. Она являлась к нему во снах и улыбалась, принося умиротворение и покой.

"Совсем скоро, - прошептал Кольгрим, прижимая к своей груди амулет, подаренный Хильдой в день их свадьбы. - Совсем скоро мы снова увидимся, любовь моя. Ты только дождись. Какая бы опасность тебе не грозила, я спасу тебя. Чего бы мне это ни стоило..."

Закрыв глаза, Улвир снова улыбнулся и погрузился в глубокий сон. Лишь только холодная белая луна выскользнула из объятий серой тучи и осветила притихшие земли Волчьих угодий. Звёзды здесь казались глазами сотен тысяч голодных волков, рыскающих в округе в поисках добычи или славных битв. Хотелось завыть, огласить родные земли, что помощь уже близко, что нужно продержаться ещё совсем немного. И если Делаварфы пировали до самого утра, не зная ни горя, ни тревог, то Корсаки нервничали и боялись каждого шороха. Это была чужая, враждебная земля, которая делала всё возможное, чтобы испугать их, заставить повернуть назад. А возможно, и убить. Виктор Фаларн допустил чудовищную ошибку, решив поработить Север. Это была страна свободы, могучих воинов и храбрых женщин, готовых взяться за оружие, чтобы защитить родной дом. Корсак желал власти - а получит только место на копье у городских ворот. И спасёт ли его тогда та ложная Адская Гончая, которой он поклонялся? Помогут ли ему кровавые боги его матери? Едва ли. Север всегда был тем местом, где сохранялась вера в истинных Первых богов. Это были их земли. И лишь они имели здесь власть. Не Трое богов с юга. Не стихии, о которых говорили деревенские шаманы. Только Первые. Кольгрим чувствовал, как по его жилам текла сила, дарованная ему Луной. А сама она смотрела на своих детей с чёрных небес и словно убаюкивала своим тусклым, ленивым мерцанием.

"Храни нас боги... - прошептал Кольгрим и закрыл глаза. - Храни нас всех".

***

Лошади кочевников нервно захрапели, когда над их головами пронёсся огромный ворон с тёмно-синим, словно свинцовая туча, оперением. Выбрав для своего приземления свободную поляну недалеко от лагеря, Грозохвост плавно спикировал вниз и замахал крыльями, чтобы опуститься. Едва лапы его коснулись земли, янгулы, ожидавшие появления, поспешили к своему господину. Алак осторожно соскочил со спины врана и с улыбкой на лице похлопал его по плечу. Это было уже, наверное, пятое по счёту сражение, в котором они с Грозохвостом участвовали вместе, но Таодан до сих пор не мог привыкнуть к тому, что теперь и он способен подниматься под самые облака, видеть землю с высоты птичьего полёта, что могучие ветра врываются ему в грудь и треплют волосы. Всё это было просто невероятно. И от единственной мысли об очередном полёте у юноши перехватывало дыхание. Но в сражении Грозохвост становится просто божественно прекрасен, и одновременно невероятно опасен. Птица прекрасно чувствовала себя в небе и яростно набрасывалась на конных всадников, пеших воинов и катапульты противника, и мало кто спасался от острых когтей и мощного клюва. Враги трепетали от ужаса при виде настоящего врана и сидевшего на его спине Алака. Союзники до сих пор не могли привыкнуть к тому, что такое чудовищное создание может сражаться на их стороне. Но молодой Ворон знал, что рано или поздно они привыкнут. Грозохвост никогда не желал вреда тем, кто не трогал его хозяина. Потому воины, что отваживались перечить Алаку или даже кричать на него, обычно тут же падали на колени и молили о пощаде, стоило врану распахнуть огромный клюв и издать чудовищный крик, от которого всё внутри буквально переворачивалось.

Это сражение закончилось победой Фабара. Враг бежал, едва завидел в небе массивный силуэт Грозохвоста. Алак не стал преследовать беглецов - эта маленькая горстка из двух сотен людей всё равно не могла никак навредить армии Запада, уверенно продвигавшейся к Чёрной грани. Лишь несколько деревень в землях Рысей ещё оставались под контролем Псов, но и они скоро должны были пасть и вновь вернуться к своим законным владельцам.

Алак не мог описать словами, какой восторг он испытывал, отправляясь в бой верхом на Грозохвосте. Они не поднимались слишком высоко, но ветер в лицо всё равно вызывал у юноши целую бурю эмоций. Он ещё никогда раньше не чувствовал себя таким свободным, сильным и непокорным. Молодой император словно сам становился птицей, расправлял крылья и взмывал над верхушками деревьев, обрушивался на головы врагов и рвал их своими когтями. Во время сражения Алак и Грозохвост словно становились одним целым, и юноша мог поклясться, что крики врана сливались воедино с его боевым кличем. Они оба, хозяин и птица, могли говорить друг с другом одними лишь прикосновениями. И не было больше существа, кому бы эти двое так доверяли. Алак дорожил Грозохвостом, как самим собой, и даже не мог представить, что будет, если врана вдруг не станет. Это была не просто огромная птица. Это был его брат, товарищ по вольному воздуху и свободному небу, которое они покоряли вместе. И все эти люди, копошившиеся на земле, казались Таодану муравьями, недостойными постичь подобных эмоций. Когда он поднимался к самым облакам вместе с Грозохвостом, то словно отрекался от своей прежней жизни и становился совершенно другим человеком. Алак чувствовал себя настоящим императором, хранителем врана. Он защищал этих людей внизу, карал тех, кто смел восставать против его воли и оберегал земли от полчищ врагов, продолжавших атаковать и днём и ночью. Это были его обязанности, его бремя, которое молодой Ворон с гордостью нёс на своих плечах. Его отец гордился бы им. Алаку всегда хотелось узнать, что сказал бы Марвин Таодан, увидев своего сына таким. Не слабым плаксивым мальчишкой, а крепким и могучим воином, императором, способным дать отпор жестоким и коварным Псам.

Всё это недолго казалось Алаку сказкой. Ему хотелось верить, что он - величественный воин из легенд, но на деле всё вышло совсем не так. Уже на третье сражение молодой Ворон понял, что враг не настолько глуп, как ему хотелось бы. Мечи и копья не помогали против огромного врана, парившегося над головами вражеских воинов, но стрелы легко доставали его. А у Грозохвоста не было драконьей чешуи, пробить которую можно было только особым способом. Лучники представляли серьёзную угрозу для могучей птицы, и Алаку приходилось постоянно следить, чтобы Грозохвоста не подбили. Если он лишится способности летать, то погибнут они оба - и сам Грозохвост, и Алак на его спине. Но это были не единственные проблемы, вернувшие Таодана с небес на землю.