Юлиана Суренова - Книга 2_Тропа каравана

– Да, вы пришли в себя, – Атен, наконец, кивнул. Он достиг того, что хотел и более не видел смысла испытывать терпение богов. – Раз так, в путь.

Те, кто услышал его, вздохнули с облегчением. Лис подал знак возничему, который лишь этого и ждал, готовый по первому же слову привести повозки в движение. И караван как всегда медленно, через неохоту и лень, тронулся с места.

– Я приказал дозорным быть повнимательнее, – исподлобья поглядывая на своих спутников, проговорил помощник.

– И правильно, – Атен удовлетворенно кивнул. – Боги никогда ничего не делают наполовину, и за спасением следует новое испытание… Ступай к первой повозке. А мы пойдем в конец каравана. Будем ждать опасности, надеясь, что, не желая расставаться с неожиданностью, она обойдет нас стороной.

– Понятно, – и Лис быстро зашагал вперед, все дальше и дальше удаляясь от своих недавних собеседников, которые, отойдя чуть в сторону, остановились, пропуская мимо повозки каравана.

Какое-то время Евсей молча смотрел на брата.

– Мы рисковали, останавливаясь в снежной пустыне… Госпожа Айя не любит тех, кто прекращает движение, – наконец, произнес он.

– Только не надо нравоучений! – Атен поморщился, словно съев пригоршню горьких ягод. Он знал, что брат не сможет удержаться от замечаний, готовился услышать их и, все же, стоило им прозвучать, понял, что не в силах справиться с вновь начавшим нарастать в груди раздражением. Однако, к его немалому удивлению, Евсей не стал продолжать. Караванщик молчал, скользя задумчивым взглядом по серым, обтянутым кожей и покрытым мехом повозкам каравана. Одна, вторая, третья… – Что, обиделся как маленький мальчик и поэтому не хочешь со мной говорить? – старший брат глядел на него, прищурившись, так же, как когда-то давно, в детстве,

– Я почти не помню отца, – спустя какое-то время тихо произнес Евсей. – Ты заменил мне его… Для меня ты всегда был старшим в семье… Атен, мне нужно было на кого-то равняться, я всегда хотел походить на тебя… Я так тобой гордился… Но, с возрастом, этого стало мало… Порою я ловил себя на мысли, что хочу не просто быть твоим братом, а быть тобою, жить твоей жизнью…

– Прости меня, братишка, – Атен почувствовал, как его сердце сжимается от боли, – я не должен был так удаляться от тебя. Но на меня вдруг сразу навалилось столько забот: караван, семья, потом смерть жены, оставившей меня совсем одного с крохотной дочерью… Знаю, все это меня не оправдывает, но… К чему слова? Ведь случившегося не изменить, – он тяжело вздохнул.

– Тебе не в чем себя винить. Дело не в тебе, а во мне… Мне было двенадцать, когда мы уходили из Эшгара. Из них четыре последних года я провел в школе служителей… Ты вряд ли знаешь об этом… В ней учат не жить в настоящем, а только помнить прошлое и мечтать о будущем. Всегда считалось, что служитель – человек, который помогает другим, но почему-то никого никогда не заботило, как жить ему самому, кто поможет ему… – он умолк, с губ сорвался короткий нервный смешок. – Да что я говорю, ведь я прошел только первую ступень, постиг лишь начала знаний. Возможно, потом я получил бы ответ на все свои вопросы. Но не в караване. Не здесь.

– Ты никогда не говорил об этом, – Атен приблизился к нему, взял за руку, поддерживая.

– Зачем? У тебя и своих проблем хватало. И, потом, как ты мог мне помочь? Ты и так сделал для меня все, что мог – вырастил, спас от смерти в снегах, назначил своим помощником…

– Ты заслужил эту должность. А мне нужен был рядом верный человек и я всегда знал, что могу на тебя положиться… Однако я никогда даже не задумывался над тем, что…

– Что это не мое? Полно, брат. Караван не место для привередливых. Здесь выбор небольшой – жизнь или смерть…

– И, все же, тебе было этого мало… – вздохнув, произнес Атен.

– Да, – брат горько усмехнулся. – Мне всегда хотелось чего-то особенного… Эта страсть… Она была у меня от рождения. Именно из-за нее на меня обратили внимание служители и привели в свою школу. И я только сейчас начал понимать, что происходило со мной, какой болезнью я был болен столько лет… В школе нас учили не просто заглядывать в души людей, нуждавшихся в помощи и понимании, но… я не знаю, как это объяснить… натягивать на себя их шкуры, становиться ими, жить их жизнью… Боюсь, я понял урок слишком буквально. Мне было страшно жить собственной жизнью – ведь тогда ничто бы не уберегло меня от ошибок, сомнений, разочарований. Куда легче придумывать себе… – что-то совершенное, жить чужой жизнью, забирая себе только победы и подвиги, а неудачи оставляя другому… Мне пришлось пройти долгий путь, чтобы понять, что это не настоящая жизнь…

– Я рад, что ты возвращаешься ко мне, маленький брат, – Атен одобряюще хлопнул его по плечу. – И что, что ты думаешь делать теперь? Ты нашел свое место?

– Не бойся, я останусь твоим помощником, – его губ коснулась усталая улыбка, в глазах плавились покой и облегчение – разговор, который представлялся невыносимо тяжелым, но совершенно необходимым для того, чтобы снять, наконец, все недомолвки, остался позади. – Я привык к этой работе. Надеюсь, то занятие, которое я отыскал себе для души, не будет мешать.

– И что же это?

– Сказки. Раз мне так нужно жить чьей-то жизнью, лучше уж придумывать героев, чем выбирать реальных людей.

– Вот это здорово: у меня в караване будет собственный сказитель, может быть, даже летописец! Как в древние времена! Я… Мне кажется, что я чувствую дух истории, витающий у нас над головами!

– Значит, ты не против?

– Конечно, нет! Во-первых, я рад за тебя. Вижу, тебе это действительно по душе.

Во-вторых, я убежден, что наш караван достоин того, чтобы о нем писались сказки, ведь с нами идет наделенный даром! И вообще… У истории два любимых ребенка – тот, кто совершает подвиги, достойные памяти, и тот, что творит эту память, ведя летопись времен. И, сдается мне, второго она любит куда больше первого… Я так понимаю, Мати понравилась твоя первая сказка?

– Да, – Евсей смущенно кивнул. Он никак не ожидал похвалы.

– А раз так, почему бы тебе не записать ее?

– Записать? – он еще не думал об этом. Одно дело рассказать что-то племяннице – доброму, всепонимающему существу, – и совсем другое предать бумаге, отдавая на суд вдруг чужаков…

– Конечно. Возьми в командной повозке бумагу, чернила и перья… Наконец-то все это кому-то пригодится. Я как чувствовал, что они понадобятся, возя все это время с собой. Давай же, смелее. И, Евсей, пусть Мати стала первой, кто услышал твою сказку, но уж право первым прочесть ее я оставляю за собой. Как никак, я хозяин каравана.

– Конечно.

– Только… – Атен на миг умолк, поджав губы. – Евсей, – его голос стал задумчивым, немного печальным. – Что бы там ни было, недостаточно жить одними фантазиями и мечтами. В мире должно быть что-то реальное, материальное, что бы осталось после тебя… Мати, конечно, славный ребенок, как и сыновья Лиса, все детишки каравана. Они будут благодарными слушателями, прося тебя придумывать все новые и новые сказки, так что временами ты даже станешь жалеть, что взвалил себе на плечи такую ношу…