Варвара Мадоши - Укротители Быка

Солнечный луч, пронизывая разноцветный витраж забранного витой решеткой окна, ложился на полированное дерево мозаичной столешницы набором разноцветных игральных костей. Розовое пятно задело край малахитового кубка, заставило алмазную изморозь по его краю вспыхнуть закатным пламенем.

А вот само вино, фиолетовое, с баскских виноградников, темным слитком лежало в кубке.

— Ваше здоровье! — Райн подчеркнуто спокойно отсалютовал кубком и поднес его к губам.

Очень, очень сладко. До приторности.

Он опустил кубок и чуть припечатал его об столешницу — руки жреца, перебирающие священные четки из сандалового дерева, не дрогнули. Сухие, ловкие пальцы с аккуратно подровненными ногтями.

Россыпь секунд упала сразу — серебряными монетами на парадную скатерть. Глухим стуком.

Неужели?.. Да, точно. «Я идиот, — подумал Райн. — Я такой идиот, что это даже преимущество…» Еще он тоскливо подумал об астрологических расчетах — но привычного инструмента больше не было под рукой. Оставалось только блефовать.

— Вот видите, я знал заранее, — Райн говорил спокойно, даже с некоторым сожалением. — Я принял противоядие.

— Вы… — руки жреца замерли.

— Я не мог не знать, — убедительно произнес астролог, смахивая со лба внезапно выступивший пот вместе с прядью волос. — Чего вы хотели от Магистра Драконьего Солнца?..

Он не стал улыбаться — знал, что не получится.

— А все-таки чувствуется, — сказал он вместо этого и поморщился, поджимая губы. — Вы слегка переборщили.

Сначала он хотел добавить — «вы что, быка свалить задумали?», но передумал. Судя по глазам, жрец прекрасно додумал несказанное, потому что пальцы его сжали четки, а чисто бритое лицо отчетливо изменилось.

— А теперь, может быть, поговорим серьезно? — спросил Райн, не меняя вежливого тона.

Ди Арси убил бы его за такие игры.

— Быть может, — жрец попытался улыбнуться. — Итак. Скажу прямо — мой Господин не против расширения империи. Боги и в самом деле благоприятствуют Хендриксону. Можете принять к сведению, что они даже до нас, своих жрецов, доводят это… Но вы! Но против вас, магистр, они настроены категорически. Боги хотят, чтобы вы умерли — и не нам, их слугам, препятствовать в этом…

«Этого не может быть, — подумал Райн. — Если бы боги действительно хотели, чтобы я умер, они бы нашли способ. Не так уж они беспомощны. К счастью, им нужно совсем другое… И Унтер-Вотан подозревает это.»

— Вы хотите знать, чем же Хендриксон добился такого благоволения? — тихо сказал Райн. Ему было невероятно плохо, его мутило. — Просто так этого не сказать. И хорошо, если не сказать. Я — знаю точно. И за мной охотятся.

— Вы думаете, что вы выйдете из этого дома? — спросил священник.

— Приказывали ли вам меня убить любой ценой? — спросил Райн. — Даже ценой вашей жизни?

Священник молчал.

— Поверьте, пока ваши Господа не осмелятся ни на что, кроме как на очень скромные и аккуратные покушения. Потому что ежели вы пойдете в открытую, то с вас сдерет шкуру Ди Арси, а потом Хендриксон добавит. После чего, они, вероятно, откажутся играть по правилам. А Богам это будет очень неприятно. Куда неприятнее, чем то, что могу сделать им я — они, кстати, даже еще толком не знают, что.

— Вот как? — жрец поднял бровь. — Вы так-таки уверены, что за вас будут мстить?

— Если бы не был уверен, — тонко усмехнулся Райн (на самом деле его просто перекосило), я не пришел бы к вам в дом. И не… выпил бы, — он постучал по краю кубка.

Побледневший, жрец отступил в сторону.

— Итак, — напряженно произнес Райн. — Вы не будете препятствовать тому, что мы делаем?..

— Как вы…

— И вы поговорите с Игорем Клочком. Мне совершенно не хочется нарываться на его дикий взгляд каждый раз, когда я просто иду людными местами.

Жрец промолчал. По уму ему следовало спросить «О ком вы говорите?», но, видимо, он не усомнился, что Райн знает наверняка.

На самом деле это была только догадка. Райн голову сломал, отчего бы Клочек, человек, помешанный на доблести и военной добыче, мог покинуть хлебное место при Хендриксоне. Престарелых родителей у него не было, подданным он был Шляхты, а не Священной Империи… а вот если он посвятил свой меч Одину — что не редкость, почти все военные отдавали предпочтение Одину, Арею или Кшатра-Варье, из какой бы страны ни происходили — тогда вполне понятно, что он мог прийти на зов церкви.

Ну, хотя бы с этим ясно. Как и с тем, что агентура жреца шире, чем можно было бы предположить. Интересно, только ли при герцогине у него свой человек?..

Ежели у вас есть свободный доступ в Элизиум — а Стар, как посол, уже побывавший на нескольких приемах, таковым располагал — то нет ничего проще, чем найти укромный уголок для встречи в дворцовом парке. При этом можно даже проявить известную придирчивость. Стар, например, питал определенную слабость к фонтанам. Тот, у которого он назначил эту встречу, уже пересох. Бортик его местами обвалился и, судя по тому, как буйно разросся вокруг дикий виноград, уже давненько эти места садовники посещали только для того, чтобы отдохнуть как следует.

День выдался для осени редкостно солнечный, и даже облетевшие листья, сухими горами громоздившиеся под ногами, не вызывали ощущения запустения. Солнце ярко светило сквозь высохшие стебли, и Стар, сидя на бортике фонтана, всей кожей впитывал в себя ощущение покоя, неподвижной старости — чувство, которое его посещало в Элизиуме частенько.

Какую бы песню написать, чтобы она пошла Ингерманштадту, где леди в тяжелых платьях не поднимают глаз, но носят у пояса богато украшенные кинжалы?.. Что за мелодия зазвучит в тон искусно выстроенным мостам и набережным, голосистым торговкам на рынках? Что за аккорды впитают мощь времени и незримое очарование таких вот крошечных заводей в потоке жизни?

В Радужных княжествах было слишком больно, чтобы писать или петь. Может быть, здесь получится?..

Сухие листья давно уже шелестели под чьим-то шагами, и теперь Стар наконец-то повернул голову к человеку, вышедшему к фонтану. Это был Игорь Клочек, собственной персоной. Интересно, он и впрямь тучен, или это кольчуга под одеждами?..

— Благодарю, что вы приняли мое предложение, — Стар спрыгнул с бортика. — Признаться, я не ожидал, что вы придете.

— Как я уже сказал, против вас я ничего не имею, — пожал плечами Клочек. — Я уважаю герцога Хендриксона, а вы ведь его воспитанник?

— Вроде того, — кивнул Стар. — Я очень рад, что у вас нет против меня предубеждений… Но, предполагаю, вам интересно, отчего Его сиятельство и я оказываем покровительство магистру Гаеву?